Огромная толпа собралась рано утром проводить Ганди. Это был эпический марш. Они делали по 12 миль в день, Ганди впереди, легкой походкой. Останавливаясь в деревнях по пути, он проповедовал принципы сатьяграхи. Везде, где он шел, люди бежали встречать его, стояли вдоль дорог и усыпали его путь цветами. Когда через 24 дня он пришел в Данди, его ненасильственная армия разбухла из 78 человек до нескольких тысяч. В момент захода солнца эти тысячи тихо прошли к океану, и Ганди наклонился и взял щепоть соли с песка. Тысячи глаз наблюдали его. Был март 1930 года.
Его примеру немедленно последовал весь народ. По всему побережью толпы мужчин, женщин и детей бежали к океану собирать соль в прямом неповиновении британскому закону. Индийскую соль стали продавать по символическим ценам городским жителям, которые добровольно нарушали закон только тем уже, что покупали ее. Вся страна поняла, что сбросила цепи, и, несмотря на полицейский террор, в Индии воцарилась атмосфера национального торжества. Легенда: месяцы спустя Ганди был приглашен на переговоры к вице-королю Индии, лорду Ирвину. Подали чай. Ганди вынул из плаща бумажный пакетик и высыпал его содержимое себе в чашку. «Я положил немного соли в мой чай, — объяснил он, — чтобы напомнить нам об известном Бостонском чаепитии». Ганди засмеялся, и лорду Ирвину пришлось последовать его примеру.
Тысячи были арестованы. Еще тысячи избиты. Ганди находился в рабочем лагере на пути из Данди к океану. Именно туда около полуночи 4 мая 1930 года явилась полиция арестовать его. 30 человек с заряженными карабинами. Британский чиновник посветил электрическим фонарем в глаза Ганди. «Мы пришли арестовать господина М. К. Gandhi».
«Я Мохандас Карамчанд Ганди», — просто ответил великий человек. И вежливо добавил: «Я в вашем распоряжении». Затем он неторопливо почистил зубы, совершил нечто вроде молитвы и последовал за полицейскими. К тому времени свыше 60 тысяч его сторонников находились за решеткой. Впоследствии Ганди бывал арестован так часто, что казалось, он все время или находится в тюрьме, или освобожден из тюрьмы, или его вот-вот посадят. Чаще всего его помещали в Yeravda Prison, где он чувствовал себя как дома. Легенда: британский следователь спрашивает Ганди: «Ваш адрес?» — «Yeravda», — отвечает Ганди. Тюрьма была для него не страданием, но «короной славы», он относился к тюремному заключению весело и с юмором, скоро вся страна стала высмеивать свой страх. Британские тюрьмы стали местом встреч индийских оппозиционных лидеров и их семей. Именно в тюрьму прислал вице-король приглашение на «конференцию круглого стола» от имени Ее Величества, в камеру Ее Величества тюрьмы. И Ганди поехал в Лондон второй раз в жизни. Прямо из тюрьмы. Шел 1931 год, до провозглашения независимости оставалось еще 16 лет. (В Индии в это время борьбой руководила поэтесса Сароджини Найду, правая рука Ганди.) Легенда: Ганди был приглашен в Букингемский дворец. На нем были грубые хлопковые кальсоны и белая накидка из той же ткани «хади». На булавке к поясу были пристегнуты дешевенькие часы. От колен — голые тощие ноги в сандалиях. «Вы не думаете, мистер Ганди, что Вы немного недоодеты для такого случая?» — съязвил репортер. «Ее Величество, — ответил Ганди, — имеет на себе достаточно одежды для нас обоих».
После визита к королеве Ганди отправился в Ланкашир, где были закрыты текстильные фабрики и три миллиона человек потеряли работу. Вина за это лежала на Ганди, ибо это он развязал в Индии кампанию за домашнюю переработку индийского хлопка у себя на родине. Ранее хлопок отвозили в Англию, где на текстильных фабриках изготовляли из него ткани, а потом продавали индийцам втридорога. Британское правительство не рекомендовало Ганди ехать в Ланкашир. Боялись, что его разорвут там на части, но он обратился к толпе с простыми и мудрыми словами и выиграл их сердца. Существует фотография, где он стоит, такой себе полуголый старикашка, в окружении английских домохозяек и рабочих, и все машут руками весело и улыбаются. «Ненасилие и трусость плохо сочетаются. Я могу представить до зубов вооруженного человека, трусливого в душе. Обладание оружием предполагает элемент страха, если не трусости. А вот настоящее ненасилие невозможно без обладания бесстрашием».
Ганди привел нацию к независимости в 1947 году. Однако еще накануне независимости разразилась величайшая трагедия его жизни: схватились между собой в гражданской войне индуистская Индия и мусульманская Индия. Ганди, поскольку он учил и практиковал братство всех религий, был ненавидим многими, и индусами, и мусульманами.
Последние годы жизни он обосновался в жаркой центральной Индии, в ашраме, который он назвал Sevagram — «деревня услуг». Он надеялся на уединение, выбрал место в семи милях от ближайшего жилья. Но вскоре туда протоптали дорогу тысячи паломников, а в ашраме пришлось открыть почтовое отделение — столько корреспонденции он получал. В Sevagram Ганди возвращался из тюрем, из Лондона, из своих постоянных ненасильственных боев за освобождение Индии. Посмотреть на него приходили тысячи людей. Приезжали целыми семьями; стояли за оградой, молча наблюдая как он медитирует. 30 января 1948 года он не вернулся в Sevagram из Дели.
17 апреля 1975 года, утро, Камбоджа. Столица страны — Пном Пень. Со всех направлений в улицы и бульвары города вливаются ручейки одетых в черное миниатюрных солдат обоего пола. На головах у них цветные банданы, либо маоистские кепки. В руках у всех АК-47 китайского производства. На ногах грубые сандалии из автомобильных покрышек. Они входят в город беззвучно, в полном молчании, идут цепочкой, как по тропинке в джунглях, хотя бульвары и улицы широки, Пном Пень — город в европейском стиле, построен французами.
Некоторым солдатам 12‒13 лет отроду, они едва выше своих АК. Они бледны, не улыбаются, у них усталый вид. Они родились в джунглях, выросли в джунглях, они воюют так же, как воевали их отцы. В своих пижамах грубого черного хлопка они методично завладевают городом, его стратегическими пунктами, разоружают правительственные войска, собирают оружие, обыскивают автомобили, все — в полном молчании.
Журналист Дит Пран вспоминает: «Они были из другой вселенной. Они вообще не улыбались. Они даже не выглядели как камбоджийцы». Дети из ужасающе бедных регионов Камбоджи, живущих еще в каменном веке, многие из них никогда не видели денег, не представляли, что такое автомобиль, вошли в город с населением в два с половиной миллиона человек. «Красные кхмеры» пили воду из раковин туалета, они считали, что это городские колодцы. Перед взятием города их командиры отдали приказ не грабить и не убивать, если они не встретят сопротивления. Они и не грабили, с отвращением игнорировали телевизоры, холодильники, дорогую мебель. В автомобилях их интересовали исключительно покрышки, из них можно было нарезать сандалий. Дит Пран видел, как юный красный кхмер открыл запечатанную пачку с десятью тысячами долларов и с отвращением выбросил их в реку: «Не желаю касаться этой «империалистической грязи»»; «Город — зло, потому что деньги в городе», — объяснял красный кхмер католическому миссионеру, отцу Поншо. «Люди могут быть реформированы, но города — нет. В поте лица своего обрабатывая землю, сея и собирая урожай, человек научится реальной ценности вещей».