Она повернулась ко мне, удивленно приоткрыв рот, и спросила зачем.
— Ну, не знаю… Почему бы и нет. Если ваши вещи украли…
Она вскочила на ноги.
— С вашей стороны это очень мило, но я не хочу повторять историю с медведем. Понятно?
— С медведем?
— Да! Слайд № 5, Рождество шестьдесят четвертого.
Она натянула шорты, надела кеды и завязала шнурки, больше не обращая на меня внимания. Глубоко вздохнув, я стал пристально разглядывать ее, чтобы запомнить получше, а то ведь прости прощай и забудь навсегда. На пороге раздевалки я развернулся и заявил для вида, что приходил пригласить на обед.
— За чем дело стало, — сказала Беатриса, — пошли. — И толкнула ногой дверь так, что она, закрываясь, чуть не сшибла меня с ног.
Она помчалась по коридору, ежась от холода и скрестив руки на груди. Я догнал ее.
— Хотите мою куртку?
— Вот-вот! И брюки давайте. Будем вместе смешить народ.
— Но вы же простудитесь!..
— Тем лучше, будет полный набор.
Красный «ситроен» был припаркован во втором ряду, она тронулась сразу. Включила печку, подождала, уменьшила и чуть было не врезалась в автобус. По салону гулял ледяной ветер. Из сиденья торчали пружины.
— Куда едем? — спросила она, увернувшись от мотоцикла.
— Куда хотите.
— Куда-нибудь поближе.
Я скользнул взглядом по ее ногам, которые постепенно приобретали синий цвет. Я спросил, может, она хочет заехать домой и переодеться. Беатриса не ответила и остановила машину в переулке за улицей Риволи. Все на нее оборачивались, когда она шла по улице. Ресторан, в который она меня привела, оказался пещерой, выложенной камнями. Народу ни души, на каждом столике в оранжевой вазочке горит свечка. Официанты, похоже, следили за нами.
— Принесите что-нибудь подешевле, — распорядилась Беатриса.
Метрдотель перелистал меню и ткнул пальцем в раздел «Сыры».
— К ним полагается дополнительное блюдо — масло, два франка.
— Давайте дополнительное.
— Зачем вы так, Беатриса? Я же могу… А вы меня пригласите в следующий раз…
— А через следующий мы уже женаты, и у нас двое детей.
Она начинала меня раздражать. Метрдотель удалился, качая головой. А она заинтересовалась растением из пластика, которое стояло возле нас. Даже сорвала листочек, подула на него и выбросила. А потом стала протирать салфеткой приборы. Ей принесли три кусочка масла на блюдечке. Я протянул ей корзинку с хлебом.
— Возьмите хотя бы кусок хлеба, это бесплатно.
Она подозвала официанта.
— Мне положен еще графин воды, это постановление префектуры!
Официант удалился. Она поджала губы, взглянула на часы, скатала хлебный шарик.
— Вы что, не хотите есть?
Она подняла глаза к потолку:
— А вы думаете, я хожу в ресторан, потому что хочу есть?
— А тогда чего вы от меня нос воротите?
Она сложила руки домиком и спрятала в них нос.
— А вам не кажется, что это моя проблема? Моя! Понятно?
Мне принесли спагетти. Она намазывала масло на хлеб. Так, ну и ладно. Мне повезло, что я рос у глухого дедушки, это отучило меня вести пустые разговоры, все равно не докричишься. Теперь могу молчать сколько угодно, не чувствуя ни малейшей неловкости. Я посыпал спагетти сыром, наматывал их на вилку. Запачкал куртку томатным соусом, стер его, стараясь не размазать. Мы смотрели друг на друга поверх графина с водой. В ее взгляде была та же растерянность, которая зацепила меня тогда, на Друо. Я держался как мог. Надеялся, что мое молчание принесет свои плоды. Беатриса пальцем отфутболила хлебный катышек.
— Как же меня все это бесит!
— Что именно?
— Ничего! Что мы тут сидим вот так.
— Надо было раньше думать.
— Надо было!
Интересно, куда нас это заведет. Она спихивает мне свой паланкин, круто меняет мою жизнь, дает свой адрес, я прихожу, но она недовольна, приглашаю ее в ресторан, она соглашается и злится. Беатриса посмотрела на масло.
— Мне бы хотелось, чтобы все было по-другому. Чтобы… Да нет, все прекрасно, но… Мне немного страшно. Вот.
— Страшно почему?
— Если бы я знала, — пожала она плечами.
Я огляделся вокруг.
— Народу, прямо скажем, тут немного, — заметил я.
— Еще бы! Отвратительный ресторан, очень дорогой, кормят плохо. Зато спокойно.
Она вытащила сигарету из пачки, которую я положил на стол, раскрошила и принялась играть с крупинками табака.
— Значит, вы ходите в тюрьму к заключенным? — решил разобраться я.
Она сдула табак со скатерти, взяла другую сигарету и тоже начала потрошить.
— Да, надо же мне выходить из дома.
Откинула челку со лба.
— И носите им малину? — не отставал я.
Она объяснила мне, что директор Санте в порядке исключения выписал ей постоянный пропуск. И в тюрьму Френ тоже. Каждую субботу она ходит по тюрьмам, рассказывает о себе заключенным, когда ей очень грустно, они ее утешают, в общем, от ее неприятностей им становится легче. Она сломала «Житан» пополам.
— Я уже два месяца слежу за вами, — сказала она.
В ресторане крутили какую-то заезженную пластинку. Мы смотрели друг на друга под звуки мандолины.
— Следите за мной?
— Да, на Друо, каждый четверг. И каждый раз я хотела… А потом нет, не выходило…
— Правда?
— Правда.
Я помолчал немного, держа спагетти на вилке.
— Я тоже. Ну… после слайдов, я тоже за вами слежу.
— Я знаю.
Я посмотрел на нее.
— Вы меня видели?
— Видела? Нет, не видела.
Официант хотел убрать со стола, но я знаком показал ему, что еще не кончил есть. Предпочитал, чтобы тарелка со спагетти пока стояла между нами. Она подперла щеки ладонями.
— Я видела, что вы иногда набавляете цену, совсем как я. И ничего не покупаете. И подумала, что мы с вами ходим туда по одной и той же причине.
Она протянула мне руку, и я очень медленно протянул ей свою. Она перевернула ее ладонью вверх.
— Что вы делаете?
— Просто смотрю, — ответила она.
Облизнула губы, нахмурилась.
— Вы что-нибудь там видите? — спросил я, подождав немного.
— Вы сирота?
Я кивнул, хотя мне стало не по себе.