– В бытовой химии. Покупала стиральный порошок.
– Щедрая дарительница тоже выбирала средство для белья! – воскликнула я. – Может, она
живет неподалеку?
– Нет, – возразил Иван, – бывшая ученица в хозотдел заходить не собиралась. Она
кинулась к Селезневой со словами: «Дорогая Лора Павловна! Как хорошо, что я вас
заметила! Шла за хлебом, случайно голову повернула – и ахнула: вы стоите. Вот здорово!
Меня словно кто-то толкнул. А ведь могла мимо вас пролететь!»
– Странно… – покачала я головой.
Но объяснить, что посчитала необычным, не успела, меня перебил Глеб Валерьянович:
– Согласен, тут много удивительного. Начнем со шкафа. А ну, шагайте в спальню.
Борцов вышел в коридор, я поспешила за ним.
– Смотрите, – велел эксперт, раздвигая дверцы.
– Одежда, – протянул Иван Никифорович. – И что?
– Внимательно глянь на шмотки, – продолжал Глеб Валерьянович. – Строгие черные юбки, простые бежевые и серые блузы, платья элегантного покроя неярких тонов, классическая
обувь… и – вот это!
Борцов вытащил из гардероба вешалку, на которой болтался бордовый прикид с рукавами
и горловиной, отороченными мехом невинноубиенной кошки, и усыпанный стразами
размером с перепелиные яйца.
Я заморгала. А Глеб Валерьянович выудил из шифоньера другой наряд, на сей раз из
темно-красной ткани, прикидывающейся парчой, с отложным кружевным воротником
желтого цвета и с поясом из массивных голубых каменьев, смахивающих на бутылочные
осколки.
– Похоже, Лора Павловна обожает бордовый цвет, – только и сумела вымолвить я.
– Какая женщина станет носить подобранную с безупречным вкусом одежду и сей китч? –
не утихал Борцов.
– Наряды для службы и отдыха разнятся, – справедливо заметила я.
– Но не настолько же! – парировал эксперт. – Судя по повседневному гардеробу, по
праздникам Селезнева должна была надевать черное платье с ниткой жемчуга. А что на
вешалках?
Я потрогала псевдопарчовое одеяние.
– Всего-то два выбивающихся из общего ряда наряда. Кажется, они не новые. Может, Селезневой их подарила подружка? Сказала: «Лора, хватит рядиться в скучные тряпки. Вот
тебе яркие, модные платья». Сейчас в тренде все блестящее, кричащее, на грани
вульгарности.
– Никогда не видел Лору разодетой как *censored*тка на Пасху. Она всегда выглядит
безупречно. И у нее нет закадычных приятельниц, которые стали бы дарить наряды, –
пробормотал Иван Никифорович. – Она вообще трудно сходится с людьми.
– Но с тобой быстро закрутила роман, – подчеркнул эксперт.
– Говори прямо, что ты имеешь в виду, – обозлился Иван Никифорович.
– Не замечаешь странностей в гардеробе – посмотри на квартиру, – загудел Глеб
Валерьянович. – Вроде все гармонично: мещански-кукольный интерьер, любовные романы.
Но где фотографии? Нет ни одной! Ни на стене, ни в рамочках на комоде. У хозяйки таких
апартаментов снимков должно быть миллион: она сама, родители, покойный муж, свидетельства всяких экскурсий, поездок с супругом.
Начальник показал рукой на книжные полки:
– Вон альбомы.
Я рассматривала карточки и не могла отделаться от мысли: что-то тут не так. А сейчас
сообразила. Нет ни одного снимка Лоры в молодости или детстве, отсутствуют фотографии
папы-мамы, дяди-тети, только рабочие сюжеты.
Борцов снял со стены небольшую картинку и потряс ею перед Иваном Никифоровичем.
– Ну не странно ли украшать опочивальню видом Ниагарского водопада, где, полагаю, госпожа Селезнева никогда не бывала, и не вспомнить о покойных предках? Ваня, глянь на
рюши, оборки, кучу мелочей, фарфоровых собачек… Женщины подобного типа очень
сентиментальны, да у нее у кровати просто обязаны красоваться изображения бабушки, дедушки и прочих!
Иван Никифорович попытался выхватить у Борцова рамку:
– Не трогай, разобьешь!
– Ваня, забудь, что Лора – твоя любимая баба, включи профессионала! – потребовал
Борцов.
– Дай сюда! – зашипел шеф и дернул к себе рамку.
– А, не желаешь признать правду… – фыркнул Глеб Валерьянович и схватился за снятую
со стены картинку еще и левой рукой.
Пару секунд они боролись за снимок, потом Иван Никифорович ойкнул, рамка упала на
пол. Стекло разбилось, осколки веером брызнули в разные стороны.
Я наклонилась, подняла фото водопада, а заодно кусок картона, служивший задней
стороной картинки, и увидела, что к нему изнутри прикреплена старая черно-белая
фотография.
– Что это? – хором спросили мужчины.
Я принялась рассматривать снимок, запечатлевший полную женщину в сарафане, нехуденького мужчину в спортивных штанах (такие мой отец называл «трениками») и
круглощекую девочку в летнем цветастом платьице. Потом перевернула находку и
прочитала на обороте надпись фиолетовыми чернилами: «Крым. Планерское. Лорочка, папа
и мама на море».
– А вот и детское фото, которое ты мечтал увидеть! – обрадовался Иван Никифорович. – Я
понял, куда твои мысли зарулили. Хотел нам внушить, что Лора не та, за кого себя выдает, ее
наняли с целью поближе подобраться ко мне. Слышал термин «профессиональная
шизофрения»? Некоторым врачам повсюду мерещатся тяжелобольные люди, а полицейским
– преступники. Вот и ты стал жертвой этой болезни. Уж поверь, я хорошо изучил женщину, с которой сплю в одной постели не первый год. Лора – самое бесхитростное существо на
свете! И я ее биографию проверил, она прозрачна!
Глеб Валерьянович показал пальцем на снимок: