народу вокруг много. А на минус третьем почти всегда пусто. Лично мне там страшно. Когда
идешь к тачке, кажется, что из пустых боксов кто-нибудь выскочит. Брр… Заехать не просто, надо миновать два очень крутых поворота. Чуть зазеваешься – в стену впечатаешься. И зачем
блондинке понадобилось подругу в такое опасное место посылать? Та могла бы в кафе
спокойно ее подождать.
Дарья поежилась.
– Не надо опасаться гаража, – приободрила я ее, – там, небось, ведется видеонаблюдение.
– Тсс! – Официантка поднесла палец к губам. – Большой, но давно всем известный секрет.
На нашей парковке камер нет, хозяева сэкономили. Ну это до поры до времени, пока
кого-нибудь под землей не ограбят и он на торговый центр в суд не подаст.
– Но я видела камеры, когда парковалась, – возразила я.
– Муляжи, – махнула рукой Даша и засмеялась.
Официантка оказалась права. Мрачное помещение, стены которого были покрашены
в цвет гнилой сливы, а потолок украшали тусклые, упрятанные в проволочные каркасы
лампы, выглядело очень неуютно. И в самом деле здесь было пусто.
Я сделала несколько шагов – и заметила единственную в обозримом пространстве
малолитражку. Затем приблизилась к трехдверной малышке, заднее стекло которой
украшало изображение розовой гусеницы, обутой в разноцветные ботинки, и увидела…
Арину, которая лежала головой на руле. Обнорская почувствовала мой взгляд, внезапно
резко выпрямилась, встретилась со мной глазами, заорала и упала боком на кресло рядом.
Постучав пальцем в стекло, я позвала:
– Арина!
Она не откликалась, похоже лишившись чувств. Поколебавшись пару секунд, я достала из
сумки небольшой, смахивающий на шариковую ручку предмет, поднесла его к водительской
двери, нажала на кнопочку… Чпок! Автомобиль разблокировался. Я заглянула в салон.
– Арина, очнитесь!
Журналистка не шелохнулась. Пришлось обойти «малютку» с другой стороны и
распахнуть дверцу со стороны пассажира. Теперь мне хорошо было видно лицо Обнорской с
закрытыми глазами.
Как правило, у женщин в сумках хранится масса самых разных вещей, но моя торбочка
просто кладезь всего необходимого: я никогда не знаю, куда меня занесет по работе, поэтому
лучше иметь под рукой широкий выбор нужных средств. Сейчас я выудила со дна тюбик, нечто вроде губной помады, открутила крышку и поднесла остро пахнущий столбик к носу
Обнорской. Арина дернулась, ее веки приоткрылись.
– Привет! – воскликнула я. – С возвращением в реальный мир.
– Пожалуйста, не трогайте меня, – прошептала она. – Пожалуйста!
– Извините, я не хотела вас напугать, – сказала я. – Вам плохо? Может, позвать врача?
Арина моргнула, замерла. Потом спросила:
– Таня?! Как ты сюда попала?!
– Приехала за продуктами, – вполне правдоподобно соврала я. И продолжила в том же
духе: – Впервые очутилась в этом супермаркете, запуталась на парковке, уехала на лифте
вниз и испугалась – никого нет, куда идти, не знаю. Увидела машину и обрадовалась – вдруг
в ней сидит водитель? Заглянула внутрь, а тут ты! – тоже перешла я на простую форму
общения. Ведь в такой ситуации не до церемоний.
Обнорская резко поднялась и отшатнулась от меня:
– Господи! Ты с ним заодно! Я только сейчас поняла! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не трогай меня! Хочешь, я все-все тебе отдам? Квартиру, машину… Только не
мучай меня больше. Отпусти. Я уеду из Москвы. Больше не могу. Нет сил.
– Даже пальцем тебя не трону, – осторожно произнесла я, – вообще не понимаю, о чем ты
говоришь.
Журналистка, судорожно вздохнув, спросила:
– Правда?
– Стопроцентная, – подтвердила я. – Можно мне сесть? Похоже, у тебя неприятности?
Обнорская облокотилась на руль и затряслась:
– Я так устала! Я ни в чем не виновата, просто фигурку отдала.
– Лоре Павловне? – уточнила я.
Арина всхлипнула, закатила глаза. Я вновь вытащила из сумочки тюбик, отвернула
крышку и сунула белый, отвратительно воняющий столбик под нос собеседнице.
– Убери, меня стошнит, – простонала Обнорская. – Что это за дерьмо у тебя?
– Аромат не из приятных, – согласилась я, – зато, нюхнув его, человек сразу в чувство
приходит. Ладно, давай поговорим начистоту. Меня действительно зовут Татьяна Сергеева, и дома лежит честно полученный диплом, в котором указано, что я преподаватель русского
языка и литературы. Но давно не работаю по специальности, а служу в особой бригаде, которая занимается раскрытием преступлений…
Пока я представлялась и сообщала о похищении Лоры, Обнорская сжималась в комок. А
когда мой рассказ завершился, она выдавила из себя:
– Я просто отдавала им фигурки.
Я моментально среагировала на местоимение «им»:
– Кроме Лоры, были и другие люди, получившие из твоих рук «Венеру»?
Арина кивнула:
– Да… Нет.
– «Да» или «нет»? – наседала я.
Обнорская затряслась.
– Статуэтки были, но не наши. Не из журнала, а другие. Мне трудно объяснить…
Я выпрямила затекшую спину.
– Арина! На твою беду, Лора Павловна очень близкий человек одного из моих
начальников. Естественно, я доложу ему о нашей беседе. Знаешь, что произойдет, если он
услышит от меня: «Обнорская не захотела со мной откровенничать»? Он сам за тебя
возьмется. Поверь, в кабинете у босса рыдают даже мужчины, а потом они получают за свои
преступления пожизненное наказание.
Арина вцепилась в мою руку:
– Ты знаешь!
– Про Андрея Геннадьевича Молокова, твоего первого мужа? – уточнила я. – Конечно.