– Нет, Молоков жив и здоров, – поспешил утешить ее следователь. – Пожалуйста, поспешите. Более ничего не могу вам сообщить.
Ирина схватила сумочку и кинулась в гараж.
Георгий Павлович встретил ее словами:
– Хорошо. Пошли.
– Куда? – насторожилась Обнорская.
– Тут недалеко, – загадочно ответил Варганов и повел ее по пустынным в столь поздний
час коридорам мимо запертых дверей.
Одна лестница, другая, поворот, галерея, лифт, снова ступеньки, узкий проход, вымощенный старой бело-красной плиткой. Наконец они оказались возле решетчатой двери, перед которой стоял караульный в форме. Варганов что-то показал дежурному, тот нажал на
кнопку. Преграда из прутьев отъехала в сторону, впереди появилась другая, выкрашенная в
синий цвет. Первая с лязгом захлопнулась, вторая не раскрылась, Ира и Георгий Павлович
остались в небольшом пространстве, смахивающем на клетку. Обнорская повернула голову
влево, увидела прикрепленное к кирпичной неоштукатуренной стене объявление: «В
накопителе больше двух не скапливаться», перепугалась и вцепилась в руку Варганова.
– Где мы? Куда вы меня ведете?
– Все в порядке, – успокоил ее следователь, – сейчас дверь откроется.
И действительно, медленно, словно нехотя, решетка откатилась и освободила проход. Они
вновь пошли по бесконечным коридорам. Когда Ира окончательно запуталась в поворотах, Варганов открыл узкую дверь и подтолкнул ее внутрь. Ира очутилась в небольшой комнате
без окон, посреди которой находились лишь стол и два стула. На одном сидел… Андрей!
Ира хотела закричать от радости, но из горла не вырвалось ни звука. Она кинулась к мужу, обняла его и через секунду поняла, что обе руки Андрея прикованы к железной палке, которая приделана к столешнице.
– У вас пять минут, – предупредил Георгий Павлович и удалился.
– Слушай и запоминай, – приказал Андрей без предисловий, – навряд ли нам еще
когда-нибудь удастся поговорить наедине. Обнорскому можешь доверять, как мне. В Москве
в банке «Прогресс-один» у меня арендован сейф. О нем даже Илья не знает. Код к нему –
число нашей первой встречи, вторая буква твоего имени…
Ира старательно кивала. Молоков быстро излагал информацию, которая могла
понадобиться жене, и завершил рассказ словами:
– Никому не верь, кроме Ильи. Если начнутся проблемы с отъездом, кто-то станет совать
палки в колеса или в Москве что будет не так, мигом соединяйся с ним. Все. Уходи.
– Андрюша, я люблю тебя, – заплакала Ира. – И буду ждать тебя вечно!
– Не стоит, – спокойно ответил Молоков, – лучше считай меня покойником. Если
соберешься замуж…
– Никогда! – выкрикнула Ирина. – Я…
Дверь открылась.
– Все, – коротко объявил Георгий Павлович.
– Еще минуточку, – всхлипнула Ира, – это же наше последнее свидание в жизни…
– Уводите ее! – приказал Андрей и отвернулся.
Обратная дорога показалась Ирине короткой. Очутившись в кабинете, Варганов сказал:
– Насчет последнего свидания вы не правы. Приговоренные к пожизненному заключению
имеют право на две краткосрочные встречи в год, а также могут получать одну посылку или
передачу и одну бандероль раз в двенадцать месяцев. У вас будет возможность увидеть
мужа.
– Суд еще не состоялся, может, Андрюше дадут меньше? – прошептала Ира. – Пусть хоть
двадцать пять лет.
Георгий Павлович молча смахнул со стола невидимые соринки.
– А где сидят те, кому дали пожизненное? – еле слышно спросила Ирина.
– Самое близкое от Москвы место – поселок Сосновка в Мордовии, – пояснил следователь.
– Но куда направят Молокова, я не знаю. Судья, как вы правильно заметили, еще не зачитал
приговор. Ира, если возникнут проблемы, звоните.
Дальше жизнь молодой женщины потекла по намеченному Андреем плану. Она уехала в
Москву, без всяких сложностей устроилась на работу, поселилась в хорошей квартире…
Обнорская, оборвав рассказ, схватила бутылку воды из держателя между креслами, почти
залпом осушила ее и спросила:
– Знаешь, что меня поразило? Живя с Андрюшей в Мижевске, я и не подозревала, что в
столице есть жилплощадь, оформленная на мое имя, и когда впервые вошла туда, ахнула.
Интерьер был оформлен так, словно я сама руководила ремонтом: цвет стен, занавески, люстры, мебель, даже посуда… Тут же вспомнилось, как мы с Андрюшей обсуждали наше
будущее жилье на Кипре. Я покупала журналы, показывала ему, допустим, кухню, рассказывала, что мне нравится. Значит, уже тогда он знал, что может случиться беда, и
готовил гнездо для меня. И вот почему он отказывался заводить ребенка – не хотел, чтобы я
осталась с малышом на руках. Ну почему, почему, почему, зная о возможности ареста, Андрюша не схватил меня в охапку и мы не улетели на Кипр? Почему он остался в Канске?
Я отвернулась к окну. Андрей Молоков – жестокий, хладнокровный убийца, руководитель
преступной группировки, на его счету много загубленных жизней. Сколько вдов и сирот
сейчас проклинают Андрея и желают ему гореть в аду? Но для Ирины муж – самый
прекрасный человек на свете. Обнорская, похоже, ни на секунду не задумалась над тем, каково происхождение денег, на которые было приобретено ее уютное гнездышко.
Я не знаю, по какой причине Молоков не сбежал из России, когда понял, что его могут
арестовать. Меня интересует другое: почему у следствия не возникло множества разных
вопросов. Хотя бы элементарного: откуда у неработающей студентки средства на покупку
элитного жилья, машины? Неужели Варганов не понимал, что особняк в Мижевске и счета в
банке просто поменяли хозяина? Отчего не конфисковали имущество преступника? Конечно, я не юрист, в тонкостях законов не разбираюсь, но, согласитесь, это странно.