– Да что там! – сказал старик, живо вскакивая со стула. – Я вас туда провожу, молодой человек. Одну минутку.

Он быстро вышел, а я сделал реверанс его удаляющейся спине и подумал: господи, как славно могут устраиваться дела, если их пустить на самотек! Мне позарез нужно было какое-нибудь, хоть крошечное прикрытие, чтобы пройти на Малу Страну, и вот тебе, пожалуйста, – этот седовласый старик послан мне небом, он как будто специально скроен для такого дела.

Я подошел к окну и выглянул наружу. Как и обещал коротышка Влачек со своими друзьями-синоптиками, утро было замечательное, такое сияющее и чистое, какие бывают только в очень старых городах. Улицы уже кишели народом – пестрели группы людей в национальных костюмах, выстроились неизменные очереди у киосков и на трамвайных остановках. Если верить сторожу, парад должен начаться в двенадцать, а трамваи перестанут ходить в десять. По городу, особенно через мосты, пройдут огромные толпы народа. В таких условиях не очень-то развернешься с проверками.

Старикан расфрантился – явился в голубом саржевом костюме и коричневых ботинках, и мы, миновав школьные ворота, двинулись по улице к набережной. По пути я все думал, как сильно мне повезло. Склад находился ужасно далеко от Влтавы. Улица привела нас на широкий проспект Зитна, который шел через ботанический сад к другой улице, Мисликовой, расположенной прямо на набережной. Степанская, по которой я тогда удирал; тоже примыкала к этому району. Представляю, какая там шла работа, пока, лежа в душном складском зале, я любовался на статую Святого Вацлава!

Мы прошли под липами мимо купален, мимо трех островов к Карлову мосту. Никаких проверок в этом месте вроде бы не было, но мое приподнятое настроение несколько увяло оттого, что старикану вдруг показалось, будто мы пошли не той дорогой. Нам встречалось все больше людей в национальных костюмах, и они двигались в обратном направлении.

– Молодой человек, но они ведь идут в другую сторону от Малой Страны! Вы уверены, что правильно поняли инструкцию?

– Да, да, я уверен! Площадь возле Мостецкой – так они сказали.

– А вы, случаем, не путаете с Мецибранской? Тогда нужно повернуть обратно, к музею. Потому что парад начинается оттуда, и звучат они похоже.

– Нет, нет, – упрямо твердил я. – Они сказали: Мала Страна.

– А что ж тогда остальные? Вы ведь не встретили ни одного знакомого. Посмотрите вон туда. Это не моравские костюмы? Они вроде бы из-под Брно. Может, стоит спросить у них, а, молодой человек?

– Можете делать что хотите, – сказал я, подавляя мощное желание заткнуть ему рот его же шляпой и придушить его своими руками, – но я инструкцию знаю. Вы меня просто направьте в нужную сторону, и спасибо вам за все!

Так мы и шли, пока не добрались до Малы Страны, и там мой сторож, который уже пыхтел и отдувался из-за того, что я слишком прытко летел вверх по Мостецкой, схватил меня за руку.

– Молодой человек, смотрите! Тут нет никаких сборищ. Вы что-то перепутали. Давайте быстрей поворачивать назад!

– Ничего не понимаю! – сказал я, по-ослиному тряся головой и озираясь по сторонам. – А на том конце площади что?

– Ничего там нет, абсолютно ничего. Пошли побыстрее. А то мы не сумеем добраться вовремя.

– А этот переулочек? – спросил я, и сердце мое екнуло. Я вдруг заметил британский флаг, чуть трепещущий на утреннем ветерке. – Куда он ведет?

– А-а, это Туновская. Тупик. Там одно иностранное посольство. Пойдемте, молодой человек. Видите, все уже давно ушли.

Но ушли далеко не все. Я их искал и вот теперь нашел. Четверо – по двое на каждом углу, перекрывали вход на Туновскую. Их даже издали можно было узнать – эти жопообразные эсэнбешные рожи. Они повернулись и уставились в нашу сторону» наблюдая, как мы стоим на площади и препираемся. И тут до меня дошло, что на мне по-прежнему куртка и шапка Вацлава Борского.

– Наверно, вы правы, гражданин, пошли отсюда.

Мы повернули назад и пошли по Мостецкой.

Хотя было очевидно, что вход в посольство будет перекрыт, все же я сильно скис. Дураку ясно – если четверо стерегут вход в узкий тупичок, туда так просто не войдешь! Но хоть разобрался, где что находится. Буду знать, куда возвращаться, если появится возможность. Так что не напрасно прогулялся.

А потом я сообразил, что возвращение на Малу Страну хотя и нервное дело – это еще ничего по сравнению с двумя другими обстоятельствами. Первое – одежки Вацлава Борского. Прекрасная маскировка в будни. Но в этот праздничный день они более чем нелепы. На улице все, подобно моему сторожу, были наряжены в самое что ни на есть выходное. Когда начнется парад и меня зажмут в толпе, моя шапка и клеенчатый плащ станут прекрасной мишенью для опытного глаза.

Второе – это сторож, который просто горит желанием доставить меня к моим землякам из Брно. В конце концов он разыщет нужную группу – это ведь только вопрос времени. Пора как-то от него отрываться.

Такая возможность представилась на ближайшем перекрестке, запруженном людьми. Я хлопнул его по спине и с деревенским гиком:

– Вон они, земляк, вон они! Ждите меня здесь! – кинулся через дорогу, помахал ему рукой и очень быстро пробежал ярдов сто. Потом проскочил перекресток, снова перебежал через дорогу и оглянулся назад. Мой сторож терпеливо ждал, уставившись на противоположную сторону. Я двинулся дальше по улице, увидел, что она выходит на проспект Народного Труда, и стал соображать.

На часах четверть одиннадцатого, парад начинается в двенадцать. Дураку ясно, что я должен оставаться в толпе, но ясно также и то, что нельзя попадаться в мышеловку Вацлавской площади. Единственный указатель на улице гласил, что парад пройдет по этому участку; а то, что указатель был. один-единственный, говорило о том, что толпа здесь ожидается не слишком густая. Итак, вроде бы самая подходящая для меня улица – это проспект Народного Труда.

Там было два-три кафе-автомата, из них открыто всего одно, самое крупное, вокруг него-то я и стал крутиться. Я решил, что стоит оказаться одним из первых.

Уже начинало припекать, и ноги опять заныли. Я болтался перед кафе туда-сюда, пока не почувствовал, что меня снова одолевает усталость, сильная, как зубная боль. Меня до смерти от всего мутило, единственное, чего я желал, – это чтобы все сгинуло к чертовой матери. Я мечтал о возможности просто присесть и все думал, чем же мне заполнить остаток дня. Он уходил от меня в бесконечность: в часы и часы жары, опасностей и головоломок.

2

Оставалось три четверти часа до того, как первые шеренги демонстрантов появятся со стороны Вацлавской площади. И за пятнадцать минут громкоговорители стали передавать сводку об их продвижении. На проспекте Народного Труда, напоминающем ущелье, напряжение все росло. Между высокими мрачными зданиями были развешены красные флаги, поперек улицы натянуты гирлянды и транспаранты, а тротуары кишмя кишели народом. Когда первая шеренга плещущих флагов возникла из-за поворота, вся улица вдруг вспыхнула и загудела, как лесной пожар.