На следующий день, когда Айза наблюдала с балкона галереи, как братья со стариком Акилесом грузят на борт багаж и провизию, пришла Селесте Баэс и села с ней рядом. Они какое-то время молчали, а потом льянеро сказала:
— Сейчас в льяно становится красиво. Под лучами солнца появятся трава и миллионы цветов, и льяно станет настоящим раем. Мне бы хотелось, чтобы вы могли остаться и увидеть это собственными глазами, но я понимаю, что вам надо уезжать. — Она ласково потрепала ее по щеке. — И мне хотелось бы познакомиться с тобой поближе… — Она приветливо улыбнулась. — Во всяком случае, — добавила она, — я знаю, что, сколько бы лет ни прожила и что бы со мной ни случилось, я никогда не смогу тебя забыть. Ни тебя, ни твою семью.
Айза взглянула ей в глаза, и в этом взгляде сквозила причастность к тайне.
— Я знаю, — кивнула она. — Как-никак, часть Вглубьморя остается здесь.
Селесте Баэс в очередной раз удивили слова Айзы; она пристально посмотрела на нее:
— Ты знаешь? — Когда Айза кивнула, она спросила: — Собираешься сказать об этом Асдрубалю?
— Ни Асдрубалю, ни кому-то другому. Это ваш ребенок, только ваш, ведь вы всегда хотели, чтобы он у вас появился взамен того, которого вас лишили… — Девушка протянула руку и мягко положила ее на живот Селесте Баэс. — Это будет ребенок, который наполнит вашу жизнь и подарит вам бесконечную радость. Он будет достойным потомком Баэсов и Пердомо Вглубьморя… — Айза ласково улыбнулась. — Но он должен носить имя Абелай, как мой отец.
Лансароте, август 1984 года