Джек презирал Бламона, и не только за политические взгляды. Высокомерие корсиканца не имело границ, и порой Данфи казалось, что ничто не доставляет ему такого удовольствия, как несчастья окружающих. Проще говоря, ему нравилось «опускать» людей. Как в свое время он «опустил» и Данфи.
За год до того во время визита Бламона в Лондон они с Данфи в Сити за бутылкой дешевого вина порешили одно дело, а затем и еще одно. Из них двоих больше выпил Бламон, и когда они закончили, он положил руку Данфи на плечо и доверительно шепнул:
— Мне нужна баба.
Данфи попытался отшутиться:
— Нам всем нужна баба.
— Но ты ведь найдешь мне какую-нибудь, хорошо? Я в «Ландмарке». Пусть она придет туда часам к трем.
После чего бросил горсть монет на стойку и отодвинул стул, словно собираясь уходить.
Данфи поднял руки, демонстрируя полное непонимание.
— Ты меня, наверное, с кем-то перепутал, — сказал он. — Я консультант, а не сутенер.
— О? Неужели?
— Да. И если тебе нужна шлюха, подойди к любой телефонной будке. Там все стекла заклеены их адресами и номерами.
Бламон мгновение сидел молча, словно обдумывая слова Данфи. Затем сказал:
— Себе ты можешь искать бабу где угодно и как угодно, дружок, но мне к трем часам ты пришлешь в «Ландмарк» хорошую девчонку, в противном случае завтра я найду себе другого консультанта.
И Данфи сделал то, что от него требовали. Нашел проститутку и отослал ее в «Ландмарк», потому что не мог позволить себе разбрасываться такими клиентами, как Бламон. Корсиканец участвовал в сложной схеме по отмыванию денег, которой заправляла группа фашистов из Осло. Через них проходили громадные суммы, и по крайней мере часть этих денег поступала от некой вооруженной группировки, базировавшейся в Штатах. Названной схемой заинтересовались ФБР, ЦРУ, Администрация по контролю за применением законов о наркотиках. Данфи понимал, что проникновение внутрь организации может стать его самой главной служебной удачей. Провала же операции он никогда себе не простит.
Поэтому Бламон заслужил то, что получил, а точнее, не получил — карточки с подписью, которые Данфи так и не собрался ему отправить. Он мог легко исправить оплошность, бросив конверт в почтовый ящик. Но с какой стати это делать? Бламон — подонок, и в любом случае деньги достались ему нечестным путем.
Как правило, Данфи открывал счета своих клиентов с чисто символическими вкладами. Пятьдесят фунтов были типичной суммой. Но с «Сирокко» дела обстояли иначе. Данфи уже организовал дюжину корпораций для Бламона, когда одним зимним днем корсиканец явился к нему в офис с предложением. Томно раскинувшись в широком кожаном кресле, Бламон сказал, что хочет открыть счет «Сирокко» с кредитным лимитом, обеспеченным акционерным капиталом. За помощь в том, что он назвал «трансакцией, связанной с некоторыми сложностями», Бламон обещал Данфи три процента комиссионных от объема капитала.
— Очень щедро, — заметил Данфи.
— Я могу позволить себе быть щедрым, — ответил Бламон, и его физиономия расплылась в улыбке.
— О каком обеспечении мы говорим?
Бламон сунул руку в портфель, достал оттуда пачку акций и протянул их Данфи.
— Здесь их немного больше десяти тысяч.
Данфи зажал акции между большим и указательным пальцами.
— Все «Ай-би-эм»?
Бламон кивнул и, наклонившись вперед, сказал:
— Oui. [17]
— И почем продает их нынче «Биг блю»? [18] Кажется, по сто десять?..
— По сто двадцать, — ответил Бламон. И добавил: — Долларов, конечно.
Данфи хмыкнул.
— Понятно, что долларов.
Акции, выписанные на имя некой нью-йоркской брокерской конторы, явно были украдены, в противном случае Бламон не стал бы платить три процента комиссионных за помещение их в банк.
— Сколько…
— Вероятно, мне удастся выручить сорок процентов от цены на черном рынке, — сказал Данфи.
На лице Бламона появилась гримаса неудовольствия.
— Лучше пятьдесят.
— Ты можешь отнести их в «Нэшнл Вестминстер» и получить семьдесят пять или даже восемьдесят. И мне не будешь должен никаких комиссионных. Конечно, если ты предпочтешь поступить таким образом… — Данфи не было нужды заканчивать фразу. Если Бламон предпочтет поступить таким образом, «Нэшнл Вестминстер» обязательно пошлет в Нью-Йорк факс с запросом, не были ли данные акции похищены. Крупные банки всегда так поступают.
Бламон выдерживал взгляд Данфи еще мгновение, а затем улыбнулся:
— Уверен, что ты приложишь все необходимые усилия.
— Можешь не сомневаться, — ответил Данфи.
Бламон встал, пожал ему руку и удалился.
Аферы, которыми занимался Бламон, принадлежат к числу любимейших предприятий мафии. По доходности они сравнимы с выпуском собственных денег. На доходы с них построены Коста дель Соль и Коста-Брава. Акции, похищенные у курьеров и из брокерских хранилищ в Америке, использовались в качестве обеспечения для займов, сделанных в Европе. Займы затем вкладывались в строительство жилья, гостиничный бизнес, рестораны, поля для гольфа, а в случаях, подобных случаю Бламона, в издания типа «Contre la boue». И если заемщик не прекращал выплаты по процентам — в случае прекращения выплат банк был бы вынужден продать украденные акции (и попытаться оформить смену владельца), — схема работала идеально. Отели процветали. Суммы, взятые по займам, возвращались в банки, а акции переходили в качестве обеспечения под новые займы.
Данфи потребовалось две недели на то, чтобы найти банк, который согласился с ним сотрудничать. И в конце концов ему пришлось отправиться в Сент-Элье и представить акции лично. Через некоторое время там был открыт счет «Сирокко» с вкладом на 290 000 фунтов. За свое участие в названной афере Данфи получил чуть меньше 15 000 долларов, которые, как законопослушный гражданин, перевел на один из счетов ЦРУ в банке «Швейцарский кредит».
Когда из банка в Сент-Элье пришли необходимые документы, Данфи положил их вместе с регистрационными документами «Сирокко» и написал на конверте адрес Бламона. Бандероль лежала у него в ящике стола, когда позвонил Томми Дэвис и сообщил об убийстве Лео Шидлофа.
Удержав у себя конверт, Данфи стал единственным, чья подпись стояла на новом счете Бламона. Если рассматривать сложившуюся ситуацию в позитивном свете, то Данфи получил непосредственный доступ к довольно значительной сумме. Отрицательная ее сторона заключалась в том, что Бламон разорвет Данфи на части, если когда-нибудь найдет его. Впрочем, Данфи ничего не мог изменить. Так сложились обстоятельства. Даже если он вернет деньги, корсиканец вряд ли простит его — прошло слишком много времени. Бламон просто подумает, что Данфи струсил, и ему вдвойне захочется стереть его с лица земли. Во-первых, за то, что он украл его деньги, а во-вторых, за то, что оказался жалким трусом. Данфи сделал еще глоток из своего стакана, побренчал в нем льдинками и выглянул в иллюминатор на звездное небо над Исландией.