— Синдбад!
Он знал, что звать пса бессмысленно. Даже если бы он был поблизости, то не слушался бы уже никаких команд. Синдбад — трусишка. Он вздрагивал от треснувшей в камине ветки, а под Новый год Изабель подмешивала ему в корм успокоительное, иначе он не пережил бы праздничных фейерверков. Однажды оказалось достаточно одного-единственного выстрела охотника, чтобы Синдбад целый день бегал как угорелый, не слушаясь ни единой команды хозяина.
От яростного шума волн бедняга сошел бы с ума. Хотя было очень странно, что собака сбежала из знакомого и надежного дома. Да и как — все двери же закрыты!
Виктор тщательно осмотрел весь дом от подвала до чердака. Ничего. Искал даже в сарае с генератором. Хотя там Синдбаду невозможно было спрятаться — сарай закрыт на замок. «Впрочем, так же невозможно, как и бесследно исчезнуть на меленьком острове, — подумал Виктор. — Синдбад никогда не выходил один на улицу, если только не…»
Виктор обернулся. На короткий момент блеснула надежда, когда он заметил какое-то движение в сотне метров. К нему вроде бы приближался зверь величиной с собаку. Но надежда быстро пропала, когда Виктор увидел, что шерсть у собаки не светлая. Да это и не собака, а человек в темном пальто.
Анна.
— Как хорошо, что вы иногда выходите погулять, — крикнула она, когда их разделяло еще метров десять. Он с трудом понимал ее, потому что ветер уносил звуки. — Хотя для прогулки по берегу это не самое подходящее место.
— Да и не самый лучший повод, — крикнул он в ответ, немедленно ощутив боль в горле, о которой почти забыл после исчезновения Синдбада.
— О чем вы? — Она была уже совсем рядом, и Виктор вновь удивился чистоте ее лаковых туфелек при такой погоде. Ни грязи, ни песка.
— У меня убежала собака.
— У вас что, собака есть? — Анна придерживала правой рукой платок на голове, чтобы его не унес ветер.
— Разумеется, золотистый ретривер. Вы же его видели. Он все время лежал у моих ног во время наших бесед.
— Нет, не замечала, — покачала головой Анна.
Виктору показалось, что эти неожиданные слова ударили по нему сильнее, чем ураганный ветер. В правом ухе зазвенело. Внутри его и раньше была пустота, а теперь словно разверзлась бездна.
Женщина — сосуд зла.
Дождь стекал с бровей прямо в глаза, и лицо Анны размывалось. И тут же в памяти всплыли обрывки ее рассказа в первый день: «После десятого удара у него сломался хребет, и он больше не смог шевелиться. Он дико кричал от боли, но я не останавливалась, пока из его пасти не пошла кровь».
— Что, простите?
Видимо, Анна что-то сказала, но Виктор, занятый мучительными воспоминаниями, заметил лишь, как шевелятся ее губы.
— Может, лучше пойдем в дом? — повторила она. — При такой погоде собака сама вернется.
Она указала головой в сторону его дома и взяла его за руку. Виктор слишком поспешно отдернул руку, кивнув:
— Да, пожалуй, вы правы.
Они медленно направились к дому.
Возможно ли, чтобы она не видела такую большую собаку? Зачем опять солгала? Может, она связана с исчезновением не только Жози, но и Синдбада?
В его голове теснилось столько вопросов, что Виктор забыл первое правило своего наставника и друга профессора ван Друйзена: «Внимательно слушайте. Не делайте поспешных выводов, полностью сконцентрируйтесь на пациенте».
Но Ларенц тратил драгоценные силы на то, чтобы подавить мучительную уверенность, пробивавшую себе дорогу из подсознания. Истина уже была отчетливо видна. Она отчаянно стремилась к нему, как утопающий, которого отделяет от спасительных рук тонкая корочка льда. Но Виктор Ларенц был не готов пробить этот лед.
Пока не готов.
— Мы сбежали.
Разговор не клеился. Виктору стоило большого труда не думать о Синдбаде, поэтому в первые минуты он совсем не слушал Анну. Зато она, как нарочно, сначала вкратце пересказала свою прошлую историю: как они с Шарлоттой поехали в дом посреди леса, как она влезла в дом, а Шарлотта осталась снаружи. И как она услышала плач мужчины в комнате.
— И куда же вы побежали? — спросил наконец Виктор.
— Тогда я еще не знала. Но чувствовала, что нечто, ожидавшее меня в комнате, теперь следовало за нами. Поэтому мы с Шарлоттой что есть духу бежали к машине по заснеженной дорожке. Не оборачиваясь. Из страха. Стараясь не поскользнуться.
— Но кто все-таки был в этом доме? Кто вас преследовал?
— Я до сих пор не до конца уверена. Когда мы сели в машину и, заперев двери, поехали обратно в Берлин, я спросила об этом Шарлотту. Но малышка опять говорила загадками.
— Какими загадками?
— Она ответила что-то вроде: «Я не могу дать тебе ответов, Анна. Я лишь показываю тебе знаки. Ты сама должна разгадать их смысл. Ты пишешь эту историю, а не я!»
Рассказ Анны становился все более нереальным, что, впрочем, не было странным, учитывая ее болезнь. И все же Виктор отчаянно искал хоть какую-то связь ее фантазий с реальной жизнью, не отдавая себе отчета, что его собственное поведение ненормально.
— Так куда же вы приехали?
— К следующему знаку, который я должна была разгадать. Шарлотта сказала: «Я показала тебе, где все началось».
— Это про дом в лесу? — уточнил Ларенц.
— Да.
— А потом?
— А потом она сказала такую вещь, которую я никогда в жизни не забуду. — Сжав губы, Анна сымитировала детский шепот: — Я покажу тебе, где живет моя болезнь.
— Где живет? — удивился Ларенц.
— Да, она так сказала.
Виктора трясло. Вообще-то он мерз, с тех пор как они вернулись. Но когда Анна сказала эту фразу искаженным голосом, ему стало еще хуже.
— Ну и где же? Где жила болезнь?
— Шарлотта все время руководила мной. Мы въехали в Берлин по мосту Глиникер. Честно говоря, я точно не помню, как мы добрались до того огромного участка. Я нечасто бывала в том районе. Кроме того, Шарлотте неожиданно стало плохо.
Виктор почувствовал боль в животе.
— Что с ней случилось?
— Вначале у нее потекла кровь из носа, я остановилась на обочине, кажется, где-то около пивной на берегу озера Ваннзее. Она легла на заднее сиденье. Но как только кровотечение остановилось…
…начался озноб.
— …она вся затряслась. Это был такой сильный озноб, что я даже хотела ехать в больницу. — Анна делано засмеялась. — Но потом поняла, что я довольно странно буду смотреться с призраком в отделении неотложной помощи.
— Вы не стали ей помогать?