Впереди показались романские формы Адмиралтейства.
— Осталось несколько минут, Георгий Михайлович, — сказал Панов. — Пожалуй, нам стоит поговорить.
Он прижал машину к тротуару и заглушил мотор. Руденко обернулся к другу.
Панов вздохнул:
— Что бы Чернавин ни потребовал от тебя, постарайся увильнуть.
— А чего он хочет? — спросил Руденко.
— Того же, что и всегда, — влияния.
— Но какого именно?
Панов потряс вторым подбородком:
— Точно не знаю. Руководство давит на нашего татарского друга. В высших сферах ждут, что золотой воин продолжит раскручивать стратегические планы, которые компенсируют нашу финансовую и технологическую несостоятельность. Они хотят решений, которые ничего не стоят и творят чудеса. — Панов фыркнул. — Его схемы размещения ракет принесли огромную пользу и обеспечили ему карьеру. Разумеется, многие шишки могли спокойно бездействовать. До недавнего времени. Теперь же при упоминании его имени в их глазах такая пустота, будто это не они лично причастны к его продвижению. Вскоре, возможно, они начнут с укором грозить пальчиками тем, кто потворствовал интересам этого выскочки. Наглость, скажут они, — плохая замена умеренности и преданности. Гений сгорит, словно метеор, низвергнутый и невоспетый.
— Может, и так, — отозвался Руденко.
Панов со вздохом кивнул:
— А может, и нет.
— Что ты о нем думаешь?
— Ай! — раздраженно воскликнул Панов. — Я вообще о нем не думаю! Не хочу думать. Человек он умный, что и говорить, только пороху никогда не нюхал. Его нововведения хороши на бумаге. На самом деле все не так здорово, как любят изображать штабные вояки. Для них битва — не гребаная мясорубка, а применение силы для решения тактических задач. Все зависит от обстоятельств. Вах! — Взмахом руки Панов дал понять, что не желает продолжать эту тему.
Солнечный свет, преломившись в ветровом стекле, выбелил его лицо.
— Наши спутниковые детекторы хороши лишь на глубине до ста футов, не больше. Орбиты спутников легко вычисляются… да и все равно космические аппараты не обеспечивают полного покрытия, наше акустическое оборудование не в состоянии отличить запуск торпеды от выброса водяной струи у кита! Впрочем, почем знать, может, и американские игрушки не лучше. — Руденко уловил раздражение в голосе старого друга. — Игры. Глупые игры. Чернавин впаривает свои схемы Кремлю, словно наглый торгаш. А поскольку их все равно никогда не опробуют, он может утверждать все, что угодно. — Панов помолчал. — Как показало твое последнее задание, его схемы чересчур хлопотны и затратны для наших стратегических войск. А у Чернавина ведь есть новые идеи. Официально скажу тебе: продвигаются иные проекты.
Панов обернулся к Руденко. Тот молчал, гадая, чем еще собирается поделиться с ним старый друг.
— Как подводники называют тонкое, слабое место во льду? — спросил Панов. — Место, где сквозь лед видна вода?
— Просвет, — подсказал Руденко.
— Да, точно. Появление просветов непредсказуемо. Поэтому нельзя было гарантировать, что ракета пробьется сквозь толщу льда.
— Но теперь у нас есть «акулы» и «дельты», — напомнил Руденко.
— Именно. А раньше нам оставалось надеяться на авось. Только «авось» в политике не популярно. И Чернавин нашел способ обеспечить надежные огневые позиции для субмарин. Он предложил использовать природные отверстия в арктическом льду. В высоких широтах полыньи открываются в определенных местах и в определенное время. Чернавин крайне заинтересовался этими дырами и запросил Институт арктических исследований об их расположении. Весьма удачно, что канадцы к тому моменту составили подробнейшие карты Ледовитого океана, отметив среди прочего и полыньи. Наш военно-морской гений решил организовать боевое дежурство в полыньях, дабы в случае необходимости… Ну, сам понимаешь. Слава Богу, необходимости не возникло — и теперь уже не возникнет. А тогда идею Чернавина приняли на ура. Корка арктического льда спасала наши лодки от обнаружения гораздо лучше, нежели берега норвежских фьордов. — Панов уставился вдаль. — Схема до смешного проста. И феноменально дешева. Сначала фьорды, потом полыньи… Американцы потратили миллионы на создание ракеты, способной пробить ледяную шубу, и на всяческие системы слежения. А этот человек, — Панов фыркнул, — этот человек оставил их с носом, всего лишь обратившись к матери-природе!
Хотя Руденко никогда не командовал ракетно-ядерными войсками, его привело в замешательство то, что он ничего не знал о схеме Чернавина.
— Когда началось дежурство в Арктике? И зачем подлодкам траулеры?
Панов пожал плечами:
— Понятия не имею. Информация строго засекречена, закрыта даже от меня, замминистра. И это сейчас. Можешь вообразить, как она оберегалась в восьмидесятые. — Панов бросил короткий взгляд на своего пассажира и снова уставился в лобовое стекло. — Ко времени развала Союза Чернавин уже, так сказать, вращался в верхах. Какое дело было ему до пары позабытых внизу вещей? Он только недавно узнал про какие-то неполадки — что-то, связанное с научной станцией в Арктике. «Владивосток» вез оттуда гражданское лицо с отчетом.
— Гражданское лицо? Женщину?
Панов кивнул и включил двигатель: в машине становилось холодно.
Руденко сунул руки в карманы пальто.
— Что произошло на станции?
— Кто знает! Что-то непредвиденное. А в результате погибли девяносто четыре российских моряка, лодка утеряна. Панов шлепнул себя по ноге. — Черт побери, какое нам дело до огневых позиций?! Мы держим моряков на голодном пайке, мы не в состоянии обеспечить жильем их семьи. У нас нет денег даже на то, чтобы увеличить их жалкие зарплаты за счет продуктовых талонов. Чудо, что мы вообще способны выводить лодки из доков. Какое там атаковать противника! Хитроумные схемы Чернавина — прошлое, сноски на страницах истории великой державы!.. Теперь нужно подчистить концы, убрать хлам.
— Выяснили, отчего погибли моряки? — спросил Руденко. Уровень радиации на корабле был нормальным.
— Тело, которое ты привез, срочно доставили в Институт микробиологии и вирусологии. Моментально вскрыли и проверили всеми мыслимыми способами. Ничего! Потом самолетом тело переправили в Центр изучения и разработки биологического оружия в Сергиевом Посаде. Снова ничего. Панов разволновался. — Вызвали экспертов из Института Кольцова. И у тех не нашлось ответа. А все это время несчастные водолазы гниют где-то в карантине. Врачи в полной растерянности.
— Евгений Александрович, так что именно ты мне предлагаешь?
Панов уставился на приборную доску.
— Чернавин пытается это дело замять, не дать разрастись своей маленькой неприятности. И глупо упорствует, не принимая помощь, хотя ситуация явно вышла из-под его контроля. Панов в упор глянул на Руденко. — Не соглашайся ни на что, чего делать не обязан. Он годами все от нас скрывал, пусть теперь сам чистит свои конюшни. Не вмешивайся.