Значит, отсеянные девушки были нарасхват у состоятельных мужчин. Кто бы мог подумать, что не приглянувшиеся принцу кандидатки превратятся в ценный товар.
Я принялась расхаживать вдоль стены. Из головы не шли слова Мэй.
Хотелось бы больше знать о происходящем. Я гадала, что на самом деле случилось с Джанель. Любопытно, собирается ли Максон сегодня на свидание с кем-нибудь еще. Мне необходимо было его увидеть.
Мозг лихорадочно работал, пытаясь найти способ переговорить с ним. Я рассеянно скользнула взглядом по письму в руке.
Второй лист едва начат. Я на ходу оторвала от него полоску. Некоторые из девушек все еще читали домашние вести, другие делились новостями. Сделав круг по залу, я остановилась перед столиком, на котором лежала книга отзывов, взяла ручку и торопливо нацарапала:
Ваше высочество, я тяну себя за ухо. В любое время.
Я вышла из комнаты с таким видом, как будто мне просто понадобилось в туалет, и оглядела коридор. В нем не было ни души. Я стояла и ждала, пока из-за угла не показалась служанка с чаем на подносе.
— Простите, пожалуйста! — окликнула я ее негромко. В этих огромных коридорах каждый звук разносился очень далеко. Девушка сделала книксен. — Вы, случайно, не принцу это несете?
— Да, мисс, — улыбнулась она.
— Не могли бы вы передать ему вот это? — Я протянула сложенную пополам записочку.
— Конечно, мисс.
Девушка с готовностью взяла записку и с удвоенной энергией поспешила прочь. Я не сомневалась, что она развернет ее, как только скроется с глаз, но была уверена, что значение странного текста ей не разгадать.
Коридоры здесь были потрясающе красивые. Каждый украшен богаче, чем весь наш дом. Обои, позолоченные зеркала, огромные вазы, наполненные свежесрезанными цветами. На мягких коврах ни соринки, окна блестели чистотой, стены украшали живописные полотна.
Некоторых художников я знала: Ван Гога, Пикассо; других нет. Кроме картин, здесь были еще фотографии зданий, которые я видела прежде. Я узнала легендарный Белый дом. Если судить по фотографии и по тому, что читала в той старой книге, дворец затмевал его размерами и роскошью, но все равно было жаль, что нельзя там побывать.
Я двинулась дальше и наткнулась на портрет королевской семьи. Видимо, он был написан давно: Максон на нем еще ниже матери. Теперь он вымахал намного выше ее.
За все время пребывания во дворце я видела их вместе только за ужином да в выпусках «Вестей столицы».
Может, они старались держаться подальше от любопытных глаз? Может, им не нравилось присутствие в их доме толпы незнакомых девиц? Может, они терпели все это лишь потому, что обязывало происхождение? Я не знала, что и думать об этом невидимом семействе.
— Америка!
Я обернулась на оклик. Ко мне по коридору рысцой бежал Максон.
У меня возникло такое чувство, как будто я впервые его увидела.
Он был без пиджака, рукава белой сорочки закатаны. Узел синего галстука распущен, а волосы, всегда зализанные назад, растрепались и слегка развевались на бегу. Он являл собой разительный контраст с человеком в официальном костюме, которого я видела вчера. В этом Максоне было что-то мальчишеское, что-то настоящее.
Я застыла на месте. Максон приблизился и сжал мои запястья.
— Что с тобой? Что-то случилось?
Случилось?!
— Ничего не случилось. Я в полном порядке, — отозвалась я.
Максон с облегчением выдохнул, страшно меня удивив.
— Слава богу! Когда я получил твою записку, решил, что ты заболела или что-то случилось с твоими родными.
— Ох! Нет-нет. Прости, пожалуйста. Так я и думала, что это дурацкая идея. Просто я не знала, будешь ты на ужине или нет, а мне хотелось тебя увидеть.
— Зачем? — спросил Максон.
Он все еще разглядывал меня с беспокойством в глазах, как будто хотел удостовериться, что у меня ничего не сломано.
— Просто чтобы тебя увидеть.
Максон замер. Потом с недоверчивым выражением заглянул мне в глаза:
— Ты просто хотела меня увидеть?
В его глазах вспыхнуло радостное изумление.
— А почему это так тебя удивляет? Друзья обычно общаются друг с другом время от времени.
В моем тоне явственно слышалось «разумеется».
— А, ты злишься, потому что я всю неделю был занят, да? Я не забыл про нашу дружбу, не думай.
Теперь передо мной снова был прежний деловитый Максон.
— Я вовсе не сержусь. Просто хочу донести до тебя свои мысли. Занимайся спокойно делами, а увидимся, когда освободишься.
Я вдруг заметила, что он все еще держит меня за руки.
— Вообще-то… Ты не против, если я побуду с тобой еще немного? У них там совещание по поводу бюджета, а я такие вещи терпеть не могу. — Не дожидаясь ответа, Максон потянул меня к обитому плюшем диванчику у окна. Я прыснула, усаживаясь. — Что смешного?
— Ты, — с улыбкой сказала я. — Так забавно наблюдать, как ты пытаешься отлынивать от работы. Что такого ужасного в совещаниях?
Он посмотрел на меня.
— Ох, Америка. Эти совещания все тянутся и тянутся без конца и края. Отцу хорошо удается успокаивать советников, но склонить к чему-то комитеты — задачка потруднее. Мама вечно твердит, что нужно больше средств вкладывать в школьную систему. Она считает, чем человек образованней, тем меньше вероятность, что он станет преступником. Я с ней согласен, но отцу никогда не удается заставить их урезать финансирование другим областям, которые прекрасно могут обойтись и меньшими средствами. Это невыносимо! А я там не главный, так что мое мнение в расчет никто не принимает.
Юноша поставил локти на колени и уткнулся подбородком в ладони. Вид у него был усталый.
Мне приоткрылся кусочек его мира, но в целом он оставался для меня столь же непостижимым, как и прежде. Как можно игнорировать мнение твоего будущего правителя?
— Сочувствую. Но в этом есть и свой плюс: тебе будет что сказать, когда станешь королем. — Я погладила его по плечу, пытаясь приободрить.
— Знаю. Я и сам себе это говорю. Но меня просто выводит из себя мысль о том, что можно все изменить прямо сейчас, если бы они только послушали.
Разобрать его слова оказалось довольно трудно, поскольку они были обращены к ковру.
— Ну не расстраивайся. Твоя мама мыслит в правильном направлении, но одним только образованием всего не исправишь.
Максон вскинул голову:
— Что ты имеешь в виду?
Этот вопрос прозвучал в его устах почти как обвинение. И принца можно было понять: его только что лишили иллюзий относительно идеи, в которую он так верил. Я попыталась смягчить впечатление: