Раньше сон обрушивался на Патрика как лезвие гильотины. Он забирался в кровать, натягивал одеяло до подбородка, и уже через минуту на него падала темнота. Именно падала: всегда казалось, будто она стремительно и внезапно налетает откуда-то сверху.
Теперь, когда ползущие по потолку тени сгущаются и спускаются ниже, Патрик вздрагивает, широко открывает глаза и трясет головой. Нет, он очень хотел бы заснуть. Его одолевает постоянная усталость, больше всего на свете ему нужно по-настоящему выспаться. Но эти сны…
Патрик снова в самолете. За стеклом иллюминатора жемчужные облака пронзает молния. Кто-то дотрагивается до его запястья: женщина в соседнем кресле собирается что-то сказать. Но изо рта у нее вываливается неестественно длинный язык, подрагивающий в такт учащенному дыханию. Патрика обдает запахом падали. Десны соседки кровоточат, зубы превратились в заостренные клыки, глаза вспыхивают зеленовато-желтым пламенем. Он оглядывает салон, хочет позвать на помощь, но остальные пассажиры уставились прямо на него. Не только пассажиры — стюарды и стюардессы, приоткрывшие дверь кабины пилоты. Внезапно все начинают с воем сдирать с себя одежду, а потом бросаются на Гэмбла, алчно вытянув вперед когтистые лапы.
Если бы не эти сны, Патрик с удовольствием вообще бы не просыпался. Ему не хочется сбрасывать одеяло, ковылять в коридор, хрустеть кукурузными хлопьями, мылить подмышки под горячим душем, надевать новенькие джинсы и рубашку поло. Эту одежду купила мать, специально для первого дня в школе «Олд-Маунтин хай».
Сама она уже уехала показывать кому-то очередной дом — мать работает риелтором, — но оставила на кухне под ключами записку: «Удачи! Я тебя люблю!» Буквы похожи на колючую проволоку. Патрик сминает листок и по дороге выкидывает его в мусорное ведро.
На гравийной дорожке у дома стоит подержанный «вранглер». Его самая первая машина, мамин подарок — хотела скрасить ему переезд.
— Прекрасно понимаю, как все это трудно, но я хочу, чтобы ты был счастлив. Надеюсь, это хоть чуточку поможет! — С этими словами она вложила сыну в руку ключи.
Мама так старается. Правда старается. При каждом удобном случае говорит: «Я тебя люблю». Интересуется, не хочет ли Патрик поговорить. Не с ней, так, может, с кем-нибудь другим? Есть один хороший психотерапевт.
— Нет, спасибо. Я как-то не очень люблю все эти штуки.
На вопрос, что именно он имеет в виду, Патрик поясняет:
— Ну, всю эту говорильню.
Правая фара у автомобиля треснула и светит едва-едва. Откидная крыша подклеена скотчем. На большой скорости она хлопает, а ветер свистит сквозь щели, словно стая перепуганных птиц. На парковке от «вранглера» остаются бензиновые лужи или потеки антифриза, присыпанные ржавой пылью. Джип буквально на ладан дышит, но Патрик все равно очень его любит.
Солнце блестит, отражаясь от щебенки. Он сворачивает на асфальтовую дорогу. До школы — пять миль. Вот здесь, на обочине, месяц назад стояли машины новостных телеканалов, репортеры толпились возле их забора и держали дом под прицелом камер. Ждали, когда покажется Патрик Гэмбл. Но он так и не вышел, и в конце концов они убрались восвояси. С него вполне хватило и одного интервью. Ему нечего было сказать журналистам. Да, все, кроме него, погибли. Но он уцелел не потому, что сделал что-то особенное, а просто потому, что спрятался под трупом и притворился мертвым. Об этом не хотелось говорить, не хотелось вспоминать, это следовало поскорее забыть.
Хуже всего было уже после посадки. Он тогда почувствовал приступ одуряющего страха. Самолет приземлился, затормозил, и кровь хлынула по проходу. Машина несколько раз повернула, и Патрику стало абсолютно ясно: вот сейчас ликан его найдет. Или военные забросят в салон гранаты. Нет, ему точно не спастись, спастись невозможно. Столько смертей, отсюда не выбраться. Измазанный кровью Патрик Гэмбл и сам уже почти превратился в труп: лежал, не двигаясь, и едва дышал.
Он толком ничего не видел, зато чувствовал. Вот вспыхнули мигалки — это подъехали полицейские машины, пожарные, «скорая помощь».
Пилот закричал по громкой связи:
— Тебе конец, гребаная псина!
Ликан в ответ взвыл. Звук был такой, словно рвется жестяной лист.
Труп соседки навалился на Патрика, ее руки вяло обнимали его, а острый подбородок уткнулся прямо в макушку. Гэмбл видел лишь заляпанную кровью блузку и кусочек обивки сиденья. Боялся пошевелиться, боялся сдвинуть тело даже на миллиметр — вдруг ликан услышит шум.
Было слышно, как тварь расхаживает туда-сюда по проходу. Ее ноги, или лапы — как вообще это называется? — ступали прямо по трупам, хлюпали на пропитавшемся кровью ковровом покрытии. Так много крови: на полу, на распоротых сиденьях, на одежде. Вокруг Патрика все стало липким от нее. Наконец самолет дернулся и замер. Когти ликана заскребли по пластику — всего через несколько рядов от Гэмбла. Чудовище дергало крышку аварийного люка. Вот ему удалось сдернуть его с петель, и в салон ворвался порыв ветра, хлынул солнечный свет.
Тут же засвистели пули. Они попали в обшивку и в ликана. Патрик это слышал. Слышал, как металл пробивает плоть. Как вой чудовища захлебывается в крови. Как падает тело. Стрельба не прекращалась еще несколько секунд. Гэмбл так испугался, что скинул с себя труп соседки. Женщина соскользнула, тяжелая мертвая голова стукнулась ему в бедро, но мертвая рука продолжала цепко сжимать его плечо. Теперь Патрик видел белые искры и ярко-оранжевую дугу пламени: пули отскакивали от металлических подлокотников, прошивали пластик и сиденья, кромсали провода. Запах дыма заглушил запах крови.
Потом наступила долгая тишина. Патрик даже на несколько минут выпал из реальности, забыл, что самолет приземлился, что ликана застрелили, что с ним самим теперь все будет в порядке. В настоящее его вернул чей-то злой и испуганный голос:
— Есть тут кто-нибудь живой? Эй, есть тут кто-нибудь?
«Да», — хотел сказать Патрик. Но не смог. Как не смог он пошевельнуться и спихнуть с коленей труп. Пальцы запутались в волосах мертвой женщины. Он был не в силах даже поднять руку и подать знак. Сначала в самолет вбежали облаченные в черные бронежилеты солдаты с автоматами в руках.
— Все чисто!
Потом через аварийный люк эвакуировали пилотов. И позже, много позже, на борт поднялись агенты ФБР.
Маски, прозрачные очки, молочно-белые пластиковые костюмы, резиновые перчатки, бахилы. Двое несли планшеты. Фотограф, вооруженный камерой с длинным объективом, сделал несколько снимков распростершегося на полу ликана, а затем тварь запаковали в пластиковый пакет с молнией и вытащили из самолета. Тогда фотограф, перелезая через наваленные тела, добрался до салона первого класса, где сбилось в кучу и погибло столько народу. Некоторое время там мелькала вспышка, потом он вернулся в экономкласс и начал методично прочесывать салон: снимал сначала номер ряда, а потом трупы пассажиров.
В конце концов фотограф добрался до пятнадцатого ряда и окинул невидящим взглядом Патрика. И только когда тот моргнул, ослепленный вспышкой, фотограф отшатнулся.