Сероглазый Макс живет в старой части Олд-Маунтина. Сюда пока еще не добрались новые веяния. На улице выстроились в ряд прямоугольные одноэтажные дома с обязательным бетонным крыльцом и неизменным кленом слева от потрескавшейся подъездной дорожки. Перед домом Макса припаркованы грузовик и три легковые машины — все сплошь «шевроле». Залитое лунным светом небо пересекают телефонные провода. Гудят фонари. Патрик не успевает постучать: дверь сразу же приоткрывает мужчина с морщинистым лицом. Видимо, отец Макса. Он приглашает Гэмбла зайти и говорит, что мальчики внизу.
Стены подвала обшиты сосновыми досками. Там пахнет нафталином. На стене висят три оленьих головы и лакированная радужная форель. На полке стоят шеренгой пивные кружки и потемневшие от времени софтбольные кубки. Из колонок стоящего на маленьком древнем холодильнике ноутбука доносится музыка группы «Майнор трит». Патрик громко топает по ступенькам, и в его сторону одновременно поворачивается с десяток бритых голов. Кто-то кивает в такт музыке, кто-то смотрит на него без всякого выражения. Эти ребята такие одинаковые, почти неразличимые. Вот один из них выходит вперед. Это Макс.
— Мы рады, что ты пришел.
Патрик замечает у него в ложбинке на шее ярко-красный шрам от трахеотомии. Словно там свернулся маленький червячок. Воздух в подвале сухой. А на полу лежит ковер с длинным ворсом, так что, когда они пожимают друг другу руки, между пальцами проскакивает искра. Патрик от неожиданности смаргивает, и «спасибо» буквально застревает у него в горле. Мальчишки по очереди представляются: вот парнишка со скошенным, словно бы срезанным, подбородком; вот другой — все лицо у него усыпано угрями; вот настоящий качок, у которого жилы на шее похожи на фортепианные струны. Все они скользят носками по ковру, и во время каждого очередного рукопожатия Патрика слегка ударяет током.
Поздоровавшись, парни возвращаются к прерванным занятиям: они мечут дротики, играют в настольный футбол, бродят по Интернету. В углу примостился старый телевизор. Рядом — опутанная черными проводами игровая приставка. На экране застыл оскалившийся солдат. Двое мальчишек берутся за геймпады, и картинка оживает. Это стрелялка под названием «Ликанские войны». Место действия — Волчья Республика, нужно переходить с уровня на уровень, убивая как можно больше ликанов-повстанцев и собирая по дороге энергетические контейнеры и оружие (серебряную пилу; пулемет, с шелестом расстреливающий патроны).
Они собираются несколько раз в месяц, объясняет Макс. Никакого официоза. Просто им нравится тусоваться вместе. Чувствовать себя среди друзей и единомышленников. Патрик не знает, как ответить. Можно ли спросить, что именно их объединяет? Почему они вместе? На всякий случай он пока ограничивается одним-единственным словом:
— Круто.
Разговор перескакивает на школу. Макс спрашивает, нравится ли там Патрику. И начинает рассказывать: этот учитель совершенно бестолковый, а зато тот — очень умный, но ему мешают чересчур либеральные взгляды. Глаза Макса бесцеремонно впиваются в собеседника, а средний палец постоянно ударяет по ладони в такт словам.
— Пить хочешь?
Патрик кивает. Интересно, что ему предложат? Пиво? Но нет, все присутствующие потягивают кока-колу и лимонад. Холодильник забит этим добром. Гэмбл открывает банку, а Макс вдруг щелкает пальцами.
— Да, пока я не забыл! — Он повышает голос: — Ребята! Ну-ка все посмотрите на меня и послушайте!
Кто-то убавляет громкость, музыка затихает, видеоигра снова останавливается, все головы поворачиваются к Максу.
— Не забудьте, в следующую среду в четыре часа мы едем в «Цветок пустыни» — это дом престарелых на Райли. Сначала уборка территории, затем — культурная программа. Ты, Дэн, за ужином играешь на фортепиано.
Бритые головы согласно кивают, а потом снова начинает щелкать настольный футбол, возобновляются разговоры и видеоигра.
— Ты совсем не такого ожидал, так ведь? — понизив голос, спрашивает Макс.
Патрик и сам толком не понимает, чего именно он ожидал. Может быть, громких выкриков. Флага со свастикой.
— Вы, ребята, за здоровый образ жизни, что ли?
— Не совсем.
— Тогда кто вы такие?
— Мы называем себя «Американцы».
Они обсуждают иммигрантов. Ситуацию в стране. Шансы Чейза Уильямса стать кандидатом в президенты. Чуть ли не каждое предложение Макс заканчивает словами «так ведь?». Словно постоянно исправляет собеседника, проверяет, одинаковых ли взглядов они придерживаются.
Речь заходит о терактах. Патрик признается, что не понимает: почему Сопротивление появилось именно сейчас, такая большая сильная группировка и так неожиданно?
— Какое там неожиданно, — недовольно морщится Макс. — Это продолжалось годами. Началось, еще когда нашим родителям было столько же лет, сколько сейчас нам с тобой, во времена Противостояния. — И, загибая пальцы, он перечисляет: неудавшиеся взрывы на Таймс-сквер, попытка устроить эпидемию сибирской язвы, бомбы в посылках, стрельба в торговом центре, газовые атаки в метро. — Почти везде экстремисты так или иначе потерпели неудачу. Несколько трупов, несколько заголовков в газетах, а потом внимание общественности переключается на репортажи об очередном цунами или землетрясении. И только сейчас этим вечным неудачникам наконец-то удалось провернуть нечто значительное. И ты, друг мой, оказался тут замешан. Причем умудрился остаться в живых. Это просто удивительно. Ты теперь часть истории. Живой символ их поражения, наша надежда. — Голова Макса раскачивается, как воздушный шарик, с каждым предложением его голос становится все громче.
Патрик ненавидит, когда о нем так говорят: словно он не человек, а воплощенная идея. Именно поэтому Гэмбл и не общается с журналистами. Он меняет тему и спрашивает Макса, опасны ли, по его мнению, простые ликаны. Может, не следует стричь всех под одну гребенку и поголовно причислять к экстремистам?
— Не могу похвастаться, что лично знаю многих ликанов, — говорит он, — но они вроде бы в большинстве своем живут самой обычной жизнью. И особенно не жалуются. Вполне довольны, никому не причиняют вреда.
Макс неодобрительно качает головой и кладет руки на плечи Патрику.
— Послушай. Они представляют угрозу для здоровья людей. И омерзительны с биологической точки зрения. Никогда об этом не забывай, ладно?
— Ладно.
Макс отпускает его. Патрик допивает колу и трясет пустой банкой, требуя добавки. Вместе они идут к холодильнику.
— А теперь расскажи мне про своего отца, — просит Макс.
— Что именно ты хочешь знать? — уточняет Патрик, открывая банку и слизывая пену.
— Все.
Гэмбл не понимает, что именно рассказывать. Кит Гэмбл, его отец, носит тяжелые мотоциклетные ботинки «Левайс» и белые футболки. Пальцы у него вечно в синяках, а под ногтями грязь. Несколько раз в месяц отец сам стрижет себя перед зеркалом: подбривает виски и шею, а на макушке оставляет короткие волосы — обычная прическа морских пехотинцев. В колледже Кит Гэмбл учился на биохимика. Этакий одаренный разгильдяй. Именно там, в Калифорнийском университете в Дэвисе, он и познакомился с Нилом Десаи, своим лучшим другом. Их там прозвали Кирком и Споком в честь персонажей «Звездного пути». Киту скучно было горбатиться в лаборатории, он повсюду расхаживал в мотоциклетных ботинках, носил на поясе нож, его захватывали грандиозные идеи, но гораздо меньше привлекало их воплощение в жизнь. А Нил носил брюки цвета хаки, носки и сандалии. Этот добросовестный трудяга собирался сделать карьеру в области ветеринарной биохимии.