Первое, что осознает Патрик, очнувшись, — это раскаленный шар в правом плече, пульсирующая красная планета. Если не шевелиться, боль концентрируется в одной точке, но если хотя бы глубоко вздохнуть — планета выпускает обжигающие, тошнотворно острые, словно ножи, протуберанцы в руку и грудь.
Он лежит на полу в сером деревянном доме. Здесь всего одна комната. В щелях свистит ветер. Крыша скрипит под тяжестью снега. Пол тоже жалобно скрипит, когда юноша шевелится. В печурке поленья осыпаются грудой углей. Вся лачуга едва не разваливается на куски. Сильно пахнет рыбой и луком. С потолочных балок свисают пучки трав и полоски вяленого мяса. По углам висит паутина, в которой запутались высохшие мухи. Булькает котел.
Все это Патрик замечает не сразу. Он то и дело выныривает из неотвязного сна. Тело будто чужое, ни на чем невозможно сосредоточиться. И непонятно, то ли это из-за ранения, то ли она его чем-то одурманила. Она, женщина-ликан.
Сгорбленная спина, свисающие плоские груди, тоненькая шея, беззубый рот, на подбородке торчит пучок длинных седых волос. Они подрагивают каждый раз, как женщина втягивает бесцветные старческие губы. Старуха не отвечает, когда Патрик пытается сначала обратиться к ней по-английски, а затем вспоминает немногочисленные известные ему русские и финские слова. Ее лицо напоминает лицо мумии, затянутые катарактой глаза так и пялятся на него. В них нет любопытства, вообще не отражается никаких чувств. Она, наверное, глухая или слабоумная. А может, он на самом деле ничего и не говорил, обращался к ней лишь мысленно, язык ведь совсем отказывается его слушаться.
Патрику снится, как автомат дрожит в его руках. Как ликан, спотыкаясь, пятится, упирается спиной в каменную стену и на ней остается кровавый след. Как старуха стоит у окна. Ее испещренная пятнами кожа кажется прозрачной: видно, как течет по венам кровь, будто внутри у нее развертывается какая-то неведомая темная жизнь. Ему снится, как она посасывает трубку, а вокруг завивается колечками дым. Женщина вглядывается в Патрика, в ее мутных глазах — недоверие. Ему снится, как из угла комнаты за ним наблюдает волк. Или это не сон?
Старуха раскладывает возле него на полу кучу тряпья, ставит дымящуюся кастрюлю с водой, приносит щипцы с длинными острыми кончиками.
— Лихорадка у тебя никак не проходит, а кожа потемнела. — Голос ее похож на скрип ржавых петель. — Нужно вытащить из тебя железо.
Она еще что-то говорит. Показывает ему нож. Патрик не соглашается. Но и не спорит. Просто отворачивается, чтобы ничего не видеть. Наверное, если бы дело происходило в больнице, его бы привязали к операционному столу. Но у него уже совсем нет сил изгибаться или дергаться. Юноша чувствует укол, который превращается во вспышку боли. Красная планета разлетается на куски. На пол со стуком падает осколок шрапнели. Плечо словно бы сделалось полым: какое облегчение! Патрик вспоминает об отце, и картинка в его голове наконец-то складывается, но тут он теряет сознание от боли.
Патрик просыпается. Все словно в тумане. Сколько он проспал — непонятно, но наверняка долго. За окнами темно, но здесь вообще постоянно темно, может быть, сейчас четыре часа дня, а может — утра. Снаружи завывают волки, обыкновенные звери или ликаны — тоже неясно.
Гэмбл чувствует себя лучше, он словно стал легче, словно бы раньше шрапнель приковывала его к земле. Он садится, прикрывавшая его шкура падает ему на колени, и тут только Патрик понимает, что он совершенно голый.
На плече — липкий грязевой компресс, от которого пахнет какими-то грибами. В углу комнаты в печурке ревет пламя. Оттуда волнами исходит тепло, но в доме все равно холодно: изо рта у него вырывается пар. Рядом стоит маленький трехногий столик, похожий скорее на табуретку, на нем тускло горит свеча. Никакого другого освещения тут нет. В доме вообще никого нет. На полу аккуратно сложена его форма, рядом стоят ботинки.
Патрик встает. Перед глазами у него сначала все кружится, но потом зрение немного нормализуется. Мышцы плохо слушаются. Прижав больную руку к груди, Гэмбл подходит к своей одежде. Все чисто выстирано и пахнет хвойным мылом. И тут вдруг он вспоминает про озарение, внезапно снизошедшее на него перед тем, как он отключился. Наконец-то он все понял!
Патрик шарит по карманам и вытаскивает пачку бумаг. Что-то он распечатал на принтере в ЦОРе, что-то стащил из сарая-лаборатории. Гэмбл подносит листы поближе к свечке и неуклюже расправляет одной рукой.
Металл отравлял Патрика, убивал. А старуха его спасла, вырезала больное место, как вырезают гниль из персика.
Гэмбл расправляет смятые страницы. Свет тусклый, чернила кое-где размазались и поплыли, но слова все еще можно различить. Защита клеток, регулировка уровня металла, детоксикация. Металл ведь может быть токсичным, например серебро. Серебро входит в состав люпекса. Недаром в легендах фигурируют серебряные пули: серебро действительно отравляет ликанов. Большую его часть добывают на Аляске. Патрик вспоминает, что читал про шахты Рэд-Дог и Гринз-Крик. Там добывают около трех сотен тонн в год. Их главный акционер — фармацевтическая компания «Пфайзер».
Пятнадцать лет назад Кит Гэмбл потерял жену, но все это время не оставлял попыток спасти ее. Он знал: волка ему не победить, но надеялся победить смертельное лекарство. Металлотионеины, видимо, должны были каким-то образом лишить люпекс ядовитых свойств, анализ крови оставался бы положительным, но исчез бы побочный эффект — никакого отупения, никакой депрессии.
Интересно, как долго и каким образом отец занимался разработкой лекарства? Дома он часто работал в своей мастерской в гараже. В центре наклонного пола там был сделан слив, на столах из нержавеющей стали в беспорядке громоздились трубки, мерные стаканчики, колбы. Похоже на лабораторию какого-нибудь сумасшедшего ученого, как их показывают в фильмах. Уходя, отец всегда запирал дверь на ключ. Патрику разрешалось там находиться, только если он тихо сидел в уголке и не мешал. Папа говорил, что работает над рецептом нового сорта пива. Но теперь Патрик припоминает: в лаборатории всегда были шприцы, а собаки, которых он заводил в детстве, постоянно умирали «от рака». Он даже перестал в какой-то момент придумывать им имена, звал каждую следующую Рэнджером.
Он перебирает листочки. Распечатки электронных писем из Орегонского университета. И везде повторяется один и тот же адрес: [email protected]. Похоже, переписка длилась как минимум два года. Нил Десаи — вот кто это! Тот самый Нил, друг из колледжа, про которого отец постоянно рассказывал, с которым болтал по телефону и которого просил навестить. Внизу на каждом письме данные: профессор Десаи, начальник Северной тихоокеанской лаборатории биологической безопасности при Научно-исследовательском центре инфекционных заболеваний. Надо ему написать, как только удастся добраться до компьютера.
Деверь со скрипом открывается. С темной улицы в дом вбегает сначала животное — то ли волк, то ли собака, а следом входит старуха. Порыв холодного ветра гасит свечу, Патрик замирает. Пес стряхивает с себя снег, наклоняет голову, подбирает хвост и принимается рычать. Старуха закрывает дверь и запирает ее на щеколду. Одной рукой она держит за уши трех окровавленных белых кроликов, а другой разматывает шаль. Женщина смотрит Патрику в лицо, а потом переводит взгляд ниже. Только тут он вспоминает, что на нем нет одежды. Гэмбл пытается прикрыться листом бумаги. Снаружи пронзительно свистит ветер. Старуха улыбается беззубым ртом.