Капли начали падать (падать ли?) чаще. Кап-кап, пауза. Кап-кап, пауза. Паузы становились короче, а потом и вовсе исчезли. В раздевалке начался дождь. Необычный ливень от стены к стене. Андрея не пугала сама вода, его пугала неизвестность. Обзор горизонтального дождя ограничивался проемом двери. Что происходило за стеной, оставалось только догадываться. Он сделал шаг к двери, и дождь перестал. Андрей замер. Из раздевалки не доносилось ни звука. Андрей понял, что стоит в неудобной позе, вытянув шею вперед. Он встряхнулся и шагнул в раздевалку. Сначала посмотрел налево – стена без единого пятнышка, потом направо. В глубине души он очень хотел, чтобы правая стена тоже оказалась сухой. Горизонтальный ливень можно было списать на галлюцинации. Все произошедшее можно было списать на что угодно, лишь бы сейчас не обнаружить следов. Но они были. Эти чертовы следы, указывающие на реальность происходящего, были в двух метрах от него. Реальность? К черту реальность! Андрей чувствовал себя как в кошмарном сне. Во сне, после которого ему не суждено проснуться. На стене справа была вода. Андрей даже развернулся и, позабыв об осторожности, подошел к водяной занавеске. Именно, перед ним был занавес. Будто он смотрел через водяной покров на дно водоема. Дно-стена была совсем рядом, сантиметрах в двадцати от поверхности, но из-за преломления лучей это видение было обманчивым. Рука скорее рефлекторно коснулась водяной шторы. Пальцы погрузились в прохладную жидкость. Андрей понимал, что перед ним вода, но ощущение было такое, будто он окунул пальцы в прохладный мазут.
Он резко отдернул руку, когда почувствовал слабое движение. Что-то или кто-то коснулся верхних фаланг среднего и безымянного пальцев. Андрей пытался рассмотреть, что происходит внутри… водоема. Снова движение. Только теперь он увидел его. И тут же помещение наполнил запах, букет ароматов – прокисшей мочи, пота и разложения. Причем ни один из запахов не доминировал, будто носитель этих ароматов умер, вспотел и обмочился одновременно.
Паника вновь охватила Андрея. За ним кто-то следил, только теперь из-под толщи воды. Еще не видя угрозы, он почувствовал ее, шагнул назад, но было слишком поздно. Вода взорвалась перед его лицом, и что-то скользкое схватило за шею. Андрей попытался вырваться, развернулся, несколько раз дернулся. Водяной занавес закрылся перед его лицом, влажная прохлада покрыла все тело. То, что сжимало его шею, надавило еще сильнее, и пузырьки воздуха, вырвавшись из искривленного рта, торопливо поднялись к поверхности. Андрей с какой-то тоской проследил за ними и понял, что не может дальше сопротивляться. Перед тем как его взор потух, он увидел сквозь прозрачную, как слеза, воду звездное небо и края вагонетки. Баня исчезла. Последний пузырек воздуха соскользнул с посиневших губ и, разделившись на несколько мелких, устремился к поверхности, но Андрей уже этого не увидел.
Артем не был в родительском доме лет с десяти. Если честно, то и сейчас особого желания возвращаться туда у него не было. Он все еще винил отца в смерти мамы. Даже теперь, после того как он узнал, что его отец умер, он не простил его и от этого чувствовал себя очень скверно. Отца он не видел с того самого момента, когда его забрала милиция. Тема смутно помнил тот день. По сути, он не помнил ничего, кроме официальной версии. Андрей Федорович Тихонов на глазах своего десятилетнего ребенка в порыве ревности утопил в ванне жену – Надежду Дмитриевну Тихонову, в девичестве Дроздову. Но было еще что-то. Артем не мог вспомнить – что, но оно было. Оно засело острой занозой в его мозгу.
Тихонов вышел на автостанции в шесть тридцать и сразу же направился к маршрутным такси. До Подлесного было минут пятнадцать езды на маршрутке.
Уже сидя в «Газели», он понял, что боится возвращаться в тот дом. Боится и не хочет. Смерть матери просто неприятным моментом не назовешь. Это жесткий перелом в жизни, тем более если ты прожил всего десять лет. Тема не помнил, что чувствовал тогда, но эти чувства наверняка не сравнимы ни с какими другими.
Он вышел у магазинчика из красного кирпича. В этом поселке мало что строили из кирпича. В основном дома были выложены из бревен, предназначенных для сооружения подпорок в туннелях местных шахт. Кирпичными были только муниципальные объекты, и то не все. Этот магазин был когда-то государственным. Тема не застал этого сказочного времени. Он родился в год, когда с великой державой было покончено. Но каждый взрослый в его семье просто считал своим долгом рассказать маленькому Теме о том, как было хорошо тогда и как плохо сейчас. Артему сравнивать было не с чем, поэтому ему было все равно. Плохо ли, хорошо, но он жил. Жил, потеряв в один день обоих родителей.
Внутри магазин за двенадцать лет мало чем изменился. Разве что по правую руку от двери стоял красный шкаф Coca-Cola, а по левую терминал оплаты, у которого топтался мужик с голым торсом.
– Лидка, что у тебя с техникой? – Мужик ударил ладонью по сенсорному экрану.
Продавщица, судя по всему, она и была Лидкой, встала из-за прилавка. В руках у нее была пилка для ногтей, кажущаяся мизерной в ее пухлой руке. Но видя, как заблестели ее глаза, Артем решил, что пилка в ее руках могла стать смертельным оружием. Видимо, мужик у терминала почувствовал угрозу спиной, потому что он резко обернулся и попытался исправить ситуацию.
– Лидок, ну не фурычит твоя техника…
– Хера ты тут своими клешнями размахался, слизень засушенный?!
– Ну не фурычит же, ну… – Мужичок боком продвинулся к выходу.
– А ну давай, дергай отсюда. Верке своей по заднице будешь стучать!
Мужик последних слов уже не слышал. Он выбежал на улицу, схватил велосипед и, спотыкаясь, помчался к тропинке, ведущей в лес.
– Чего вам?
Пилка для ногтей блеснула в пухлой руке. Артем попятился.
– Мне бы хлеба и… – Тихонов осмотрел полки с консервами.
– Зрелищ? – выпалила Лидка и хохотнула.
Тема улыбнулся в ответ, скорее из-за боязни быть проткнутым маникюрным инструментом в богом забытой деревне.
– Сардины в масле, килька в томате и сайра…
– Скока вешать в граммах?
Неуместный вопрос сбил стройный ряд мыслей Артема, и он, не найдясь с ответом, просто посмотрел на продавщицу, резвящуюся, словно подвыпивший подросток.
– Расслабься, городской. Это шутка юмора такая. Сколько банок?
– По одной, – сказал Артем и зачем-то кивнул.
Лидок выставила перед Тихоновым три банки консервов и посмотрела в глаза Артему. Он поспешил отвести взгляд.
– А можно еще шпроты?
– А ты гурман, городской. – Женщина снова хохотнула. – Для тебя – хоть омара в ананасах. – Она развернулась, вильнув массивным задом, и достала банку с черной этикеткой.
Тема расплатился, не решаясь посмотреть продавщице в глаза.
– Ну, ты заходи… – В ее руке опять блеснула пилка.
Артем снова попятился. Спасение пришло неожиданно.