— Ты тоже говорила, что ему веришь.
Она вздохнула и ответила, подбирая слова:
— Я хотела верить. И — да, ты прав, я верила. И по этой вере поступала.
Последние сутки они пару раз начинали уже этот разговор, и вот на этом месте он и обрывался обычно.
И все-таки он попробовал:
— Отчего ты мне просто не расскажешь, что отец Джо тебе сказал?
Скалли опять вздохнула. Закатила глаза кверху. И наконец, хоть и с большой неохотой, произнесла:
— Он велел мне не опускать рук.
Малдер не знал, что сказать на это. Ему сразу было понятно, что слова бывшего священника относились не только к делу Моники Бэннэн, а и к другому делу Скалли — к этому больному мальчику, Фирону.
И он отлично знал, какая перед ней дилемма.
— Я не опустила рук, Малдер, и это спасло тебе жизнь. — Она проглотила слюну. — Но этого мальчика я провела сквозь ад, на сегодня у меня намечена еще одна операция — после того как я наскоро поговорила с его родителями… и знаешь почему? Потому что уверовала, что мне так велел Бог.
Малдер ничего не сказал. Он видел, какая на нее навалилась тяжесть.
— Я поверила, — сказала она, — что со мной говорит Бог, не менее того, и говорит устами священника-педофила — человека, который нарушил священнейшие заповеди Божии.
Она снова закатила глаза, встряхнула головой, будто не могла понять, как оказалась столь легковерной.
— Но ведь в этом же есть смысл, Скалли? — Он положил руку ей на плечо. — Если отец Джо искал искупления, это же был лучший способ помочь спасти жизнь Кристиана? Что, если отец Джо был прощен? Если все же Бог ответил на его молитвы?
Скалли подняла голову, отложив тут же недовольство собой, и позволила себе возразить страстности Малдера:
— С чего бы это? Столько молитв остается без ответа… зачем бы Богу избирать такого грешника, как отец Джо?
Малдер пожал плечами:
— Быть может… быть может, потому, что он не опустил рук?
— Ну уж! — выдохнула она. Эту скептическую полуулыбку Малдер у нее много раз видел. — Ты попробуй докажи, Малдер.
Даже после всего, что он видел за многие годы, Малдер не был убежден, что сможет — или что сможет вообще кто-нибудь. Она была права.
— Но как бы там ни было, — сказала она, — а мне пора в больницу.
Вскоре она в пальто и в сапогах, с саквояжем в руке шла под солнечным небом по снегу к арендованной машине, а Малдер смотрел с крыльца в свитере и в джинсах.
— Скалли! — окликнул он ее.
Она, уже собираясь сесть в машину, обернулась.
— А зачем он это сказал? — Малдер сошел с крыльца и пошел к ней, выдыхая пар на морозе. — Вот это: «Не опускайте рук?» Зачем он сказал это тебе, Скалли, тебе, которая выразила ему такое презрение?
— Это явно было сказано о тебе, Малдер. Чтобы ты не сдавался и спас эту женщину.
— Но ведь мне он этого не сказал, хотя возможностей у него была масса. Это было сказано тебе. А почему тебе, Скалли?
Она покачала головой, пожала плечами.
— Честное слово, понятия не имею.
Он хитро улыбнулся ей:
— Если бы отец Джо был дьяволом, зачем тогда говорить обратное тому, что сказал бы дьявол? Ведь дьявол бы направил тебя в тупик, не на дорогу, где несчастную женщину можно было спасти.
Кажется, она задумалась. Эта мысль ей в голову не приходила.
— Может быть, — продолжал втолковывать Малдер, — ответ таков: чего хочет Бог? И не во мне тут дело, и не в мальчике, и даже не в тебе, Скалли. Но именно этого Он требует от всех от нас.
— В смысле? Чего Он требует?
— «Не опускайте рук».
Это просто потрясло ее — услышать слова отца Джо из уст Малдера, но видно было, как включается в работу ее рациональный ум и отбивает эмоции прочь.
— Не надо, Малдер, — сказала она, едва в силах на него глядеть. — Это очень тяжело.
— Я знаю. — Он обнял ее, прижал к себе. — Если у тебя есть сомнения, Скалли, — прошептал он, — то не делай этого. Отмени сегодняшнюю операцию.
Она посмотрела на Малдера, и на ее лице отразились все муки, через которые она прошла по пути к своему решению. Но она не стала уходить от его взгляда, она смотрела на него с любовью, верой и даже с надеждой.
— Но в любом случае, — сказал он, отводя ей волосы с лица, — давай отсюда уедем.
Она прищурилась, будто сомневаясь, что правильно расслышала:
— Куда?
— Представь себе остров с длинными-длинными белыми пляжами. Широким-широким синим океаном. Ты в купальнике, а…
— А ты в красных плавках?
— Может, они у меня еще где-то завалялись. Только мы с тобой, и лодочка, и вся эта синева и песок, а мы тобой загорелые как головешки, потому что удрали от темноты и холода к теплу и свету. Удрали как можно дальше.
Она улыбалась, но в улыбке этой была печаль.
— Вряд ли ты сможешь удрать от темноты, Малдер. Я думаю, она тебя найдет.
— Наверное, ты права, — сказал он, а потом улыбнулся: — Но уж пусть постарается.
И он поцеловал Скалли.
Она кивнула мужественно, погладила его по щеке. Он отпустил ее и смотрел ей вслед, когда она отъезжала.
«Не опускай рук, — думал он. — Не опускай рук».
Дана, в хирургическом костюме под наброшенным халатом, шла по коридору и внимательно читала историю болезни. Подняв голову, она увидела в дальнем конце коридора отца Ибарру — он разговаривал с родителями Кристиана. Единственное, что пришло ей в голову, что администратор за секунду до решительного момента хочет отговорить Фиронов от продолжения ее плана действий — после того, как ей таких трудов и нервов стоил их убедить.
Отец Ибарра не обратил к ней благожелательного лица. Как, кстати, и Фироны. Они ждали, что она остановится и будет с ними говорить, но время разговоров и остановок прошло, и она только бросила им:
— Доброе утро, мистер и миссис Фирон, доброе утро, святой отец.
Священник и родители кивнули, но если и хотели что-то еще сказать, если были у них еще какие-то мысли, то никто их не высказал, когда она вихрем пронеслась мимо.
В дверях она остановилась, повернулась, сказала им светским голосом: «Извините», — и вошла в операционную.
Здесь кипела деятельность. Сестры готовили к операции помещение и пациента. Снова бритая голова мальчика была зажата в зловещего вида фиксаторе.
Он нашел взглядом Скалли, когда она вошла и тут же она остановилась. Увидела, как анестезиолог начинает готовить Кристиана к операции, повернулась к хирургическому рукомойнику. Снова на нее навалился страх, как и раньше, когда Кристиану предстояла первая из этих процедур. Сейчас ставки выше и риск больше.