Катрин смотрела на меня, не отводя глаз. Она откинулась назад и склонила голову набок, словно приглашая меня в свои размышления.
– Знаю, кажется, это невозможно представить. Он годы провел в этих садах. Но он не открыл мне формулу. Кроме того, вы сомневаетесь, что я настаивала…
Я хорошо мог это представить – козыри, которые могла пустить в ход Катрин, чтобы заставить исследователя заговорить.
– Прежде чем рассказать всем о своих открытиях, он искал неопровержимые доказательства. И почти достиг цели. Обещал рассказать мне, как только появятся доказательства.
В этот момент подошел официант и подал знак, что такси ждет у кафе. Пора идти.
– Катрин! Дайте мне номер вашего сотового, скорее! Я позвоню.
Я занес ее номер в телефон, натянул непромокаемый плащ и положил на стол шарф, который она дала мне раньше. Даже руки ей не пожал, честное слово. Сел в такси и сразу ей позвонил. У меня уже накопились вопросы, вызванные ее рассказом. Хорошо: Ленотр захотел найти в садах зашифрованное доказательство существования Бога, почему нет. В конце концов, можно ли придумать лучший способ подчеркнуть связь короля с Богом? Демонстративнее признать творение Божие в век, вообще говоря, Науки? Но в таком случае почему не явить всему миру сей благородный прожект? Почему прогуливающиеся его не могли увидеть? И если Ленотр спрятал формулу, кто захотел ее открыть и с какой целью?
Наконец, почему безумец был единственным, кто открыл этот секрет?
И еще один вопрос: необъяснимое направление колесницы Аполлона как-то связано с этой формулой?
Катрин ответила на первый звонок.
– Как вы быстро! – воскликнула она.
– Знаете, выживают только быстрые. Но вернемся к формуле… Он не дал вам вообще никаких указаний на ее состав?
На Стокгольм уже опустилась ночь. Крупные снежинки вились перед фарами машин. Поездка до Скавста не отличалась ничем примечательным. Я думал о Версале, о сиянии Большого канала под солнечными лучами, о тишине боскетов, о величии аллей. Уже минимум десять лет эти сады были тем уголком мира, в котором я любил прятаться. Никакие люксовые отели, никакие спа, никакие бассейны для миллиардеров не дарили мне той же благости, как этот парк. Может быть, потому, что я чувствовал, что все эти уголки не были обычными прогулочными дорожками. Нигде так не ощущалось дыхание Истории, как в этом парке. На Южном партере, перед Латоной и Аполлоном, я чувствовал то, что мои верующие друзья ощущают на хорах собора. Существование – близкое – Бога, Вечности, первичного Источника человека.
Всякий раз, как я приезжаю в Версаль два или три раза в год, нахожу ту же нежность и туже силу, хрупкое соединение могущества и изящества. Я восстанавливаю здесь силы. Может быть, причина в том, что там вписано существование Бога? Отмечено в генах этого парка, так сказать? Но если дело в этом, почему поколения историков, садовников и землемеров проходили мимо этого знака?
Высаживаясь из такси в аэропорту, зажав телефон под подбородком, держа в руках сумку, я пытался продолжить беседу, шагая к стойке регистрации.
– Катрин, вы же встречались с ним два года назад, так, с этим садовником? А потом? Он вам не позвонил потому, что еще не нашел искомого доказательства?
На секунду воцарилось молчание.
– Не могу вам сказать. Надо его спросить.
– Как его зовут на самом деле, этого доброго человека?
– Мишель Костеро… Нет, Костелло. Хотите, чтобы…
– Да, дайте мне его координаты.
Я хотел бы быть вежливее с Катрин. Но ничего не поделаешь, я автоматически заговорил командным тоном.
– Я еще не в офисе, а с собой у меня их нет… Я передам вам их по электронной почте, хорошо?
– Да, Катрин, спасибо.
– Можно узнать ваш адрес?
– Записывайте… treo… [email protected].
Я поколебался перед тем, как дать ей самый личный адрес. Тот, которым пользовались только мы с тобой. Но дело было чрезвычайное.
– Тре… как-как?
– Treo. T-R-E-O treo@com.
– О'кей.
– Катрин?
– Да?
– Хочу поблагодарить вас за день. Сплошное удовольствие.
– Мне тоже было очень приятно.
– Я уверен, что мы с вами еще встретимся.
– Зависит только от вас…
– До свидания!
– До свидания, месье Баретт.
Перед отключением ее голос прошептал мое имя, словно на выдохе.
«Я уверен, что мы еще встретимся». Я произнес эту фразу исключительно по привычке. Вынужденный встречаться с людьми, которых никогда не вижу во второй раз… Так и Катрин. Я знал, что в моей памяти она присоединится к череде незавершенных встреч, которыми полнится жизнь. Мне лично это неважно. В этот вечер, уезжая из Стокгольма, я вспоминал, что ты сказала мне однажды об этой фатальности пунктирных встреч. Тебя они утомляли. Приводили в отчаяние. Но не было ли это отчаяние, в конечном счете, одной из прелестей существования? Счастье «мельком» должно заставлять страдать, нет? Может, это и есть одно из лиц счастья?
Когда самолет начал снижаться над Нью-Йорком, то есть спустя восемь часов, я включил компьютер. В папке «Входящие» лежало письмо Катрин.
Месье Баретт,
Парижский номер телефона, который у меня оставался, больше не числится за Мишелем Костелло, но я смогла отыскать его следы благодаря Ордену архитекторов. Год назад Костелло вышел на пенсию и поселился в Экс-ан-Провансе, на юге Франции. Я только что ему позвонила. Мне ответила его жена.
Мишель Костелло скончался несколько недель назад от опухоли головного мозга.
Мне очень жаль.
С наилучшими пожеланиями,
Катрин Страндберг.
Света звезд не хватало, чтобы осветить тропинку. Эмма и Пьер шли медленно. Они прошли залитую гудроном дорожку, затем змеившуюся в основании мыса тропинку. Говорили тихо. У Пьера не было времени ответить на замечание Эммы насчет Интернета, но теперь он не хотел возвращаться к этой теме.
Они сели на большой камень над Голд Бич. Золотой пляж, как его окрестили генералы 6 июня. «Слишком красивое название для поля битвы», – подумала Эмма. Несколько секунд молчания, едва нарушавшегося шумом волн внизу, у их ног. Поцелуй, еще два.
– Почему я? – внезапно спросил Пьер.
Вопрос застал Эмму врасплох.
– Потому что…