Она сияла. На землю быстро вернулся я:
– Катрин, вы слишком торопитесь. Вполне согласен, что золотое сечение позволило внести бесконечность, но это не формула, которая доказывает бытие Бога! Наоборот!
– Признайте, поразительно, что Ленотр его использовал.
– Несомненно.
– И что сложно представить, что он сделал это по приказу короля, верно?
– Послушайте, Катрин, подумаем позже. У нас осталось всего полтора часа. Давайте сфотографируем бумаги, сколько успеем, а потом составим опись.
Я следил за временем. Открытие Костелло, казавшееся Катрин таким экстраординарным, ничего не говорило нам о положении статуи Аполлона и, если оно и позволило внести «бесконечность в человечность», все равно не имело никакого отношения к какой бы то ни было формуле, доказывавшей бытие Бога. Я начинал спрашивать себя, на самом ли деле Костелло нашел революционную теорему среди фонтанов и партеров. Монашеский труд на коленях в аллеях парка с рулеткой в руке принес ли другие результаты, помимо золотого сечения в расположении садов, что само по себе уже открытие? Папки, в которые мы еще не заглядывали, должны содержать и другую информацию. Но раз не хватает времени, лучше было удовлетвориться фотографированием.
– Вот идиот, не мог загрузить все в компьютер! – не выдержал я, склоняясь над документами, чтобы сфотографировать. – Может, он был и отличным садовником, но, вынужденный копаться в бумажках и ползать в садах, он не дал никому себя понять. Бедный старикан!
Реплика Катрин, последовавшая в ответ, прозвучала грубо. И взгляд был только что не угрожающий.
– Кем вы себя мните, месье Баретт?
До сих пор помню этот момент. Внезапно напрягшиеся черты Катрин Страндберг, руки, скрещенные на зеленой рубашке. Низкий, почти мужской голос. Ничего общего с нежной Красной Шапочкой из Стокгольма. Словно, напав на Костелло, я вызвал у нее реакцию немедленной защиты. В этот момент я почувствовал, что она любила этого мужчину. Самое меньшее «бегло».
Когда я готовился смягчить ситуацию, в дверном проеме появилась Бландин Костелло.
– Мадам Страндберг, вам звонят из такси, спрашивают, подтверждаете ли вы время, когда они за вами заедут.
Катрин вздрогнула.
– А… да. Через полчаса. Спасибо! – запинаясь, ответила она.
Худшего времени для прихода Бландин Костелло выбрать просто не могла. Сколько времени она наблюдала за нами? Слышала ли она, что я сказал о ее муже?
– Большое спасибо, мадам Костелло, – повторила Катрин. – Мы еще не все закончили.
Едва хозяйка отвернулась, Катрин вытащила из сумки сотовый. Последняя модель Nokia с видеокамерой и фотоаппаратом 8 мегапикселей.
– Каждый фотографирует сам? – предложила она, явно нервничая. – Если один из нас что-то забудет или потеряет…
Спустя сорок пять минут она загрузила в свой телефон фотографии планов и записей Костелло, разложенных на столе. С моей помощью она разложила их по папкам, прежде чем вернуть все на место. Прощание с Бландин Костелло вышло вежливым, не более того. Катрин забыла сумку в гостиной. Когда она вернулась за ней, я видел, как она обошла всю комнату, чтобы не приближаться к урне.
В такси, везшем нас на вокзал, молодая хранительница не промолвила ни слова. Я не осмелился спросить, почему она так напряжена.
Едва мы сели в поезд, она открыла свой ноутбук, чтобы перекачать в него все фотографии из телефона. У меня на экране тоже следовали один за другим рисунки Костелло, очевидно, в лучшем разрешении, чем у нее. Мы подражали друг другу, щелкая, увеличивая, классифицируя. Присутствие золотого сечения в творении Ленотра обозначало его совершенство. Пусть так. Нота, что искал я, моя навязчивая идея – именно несовершенство. Незаметный изъян, ничтожно малая ошибка, вносящая недостаток в идеальную архитектуру. Ты знаешь, дьявол прячется в деталях. Не перестаю это повторять. Одна из причин, по которой я выбрал в преемники Паттмэна. Он болен деталями.
Я начинал засыпать, устав от бесплодного поиска ошибок во всех этих планах, рисунках, череды измерений, когда внезапно Катрин дотронулась до моей руки.
– Дэн, хотите увидеть, что могут маленькие французские интеллектуалы?
Я проигнорировал насмешку и повернулся к ее монитору. На фотографии версальского имения двигался курсор в форме улыбки.
– Что вы видите?
– Немного, учитывая качество сни… А, ну да, фонтан Латоны, вид с лестницы.
– Вы знаете фонтаны Ящериц? – спросила Катрин, показывая на экран.
– Знаю, конечно. Они входят в партер Латоны.
– И вас они не шокируют?
– Нет. Они абсолютно симметричны…
– Симметричны, Дэн, именно! Это мы видим на плане. Но посмотрите на примечание Костелло! Парные фонтаны? Вопросительный знак. В этом вся проблема!
– И что? Почему знак вопроса?
– Сейчас объясню, Дэн. Костелло считал, что не может быть, чтобы Ленотр расположил так два фонтана, желая создать зеркальную симметрию.
– Что вы говорите!
Я начинал терять терпение. Да что она вообразила! Ты же знаешь, ненавижу, когда мои собеседники развлекаются, чтобы утвердить свою власть. Катрин улыбнулась:
– Не нервничайте, сейчас все объясню. Чтобы создавать красоту, Ленотр использовал симметрию – но в этимологическом смысле слова, то есть «соответствие» частей, а не их «воплощение». Так, когда он задумал южную часть садов, он провел ее не абсолютно параллельно северной. Он нарисовал косые, которые пошли лучами от Зеркального бассейна. Так он избежал монотонности абсолютно симметричной с обеих сторон системы.
Теперь Катрин открыла план реального Версаля и по указателю обозначила положение элементов. Она знала карту наизусть.
– К тому же, когда он проектировал Большой канал в тысяча шестьсот шестьдесят восьмом году, он создал симметрии, но не идентичные. Симметрия, которая является только зрительным эффектом. Два бассейна, которые служат концами Большого канала и которые одинаково видно с Большой террасы, на самом деле совершенно разного размера. Будь они одинаковые, из-за дальности расстояния бассейн Гайи, удаленный от дворца, казался бы меньше, чем ближний. Ленотр не стремился к красоте зеркальной симметрии, к эффекту близнецов. Это свойственно искусству предшествовавшего века. Ленотр уже шагнул к следующему этапу.
Катрин остановилась, может быть, ожидая, что я поздравлю ее с отличной презентацией.
– И какой вывод вы делаете из этого, Катрин?
– Дэн, это же просто. Фонтаны Ящериц, парные, идентичные, не могли быть запланированы Ленотром в самом начале. Костелло пишет, что их нет на первоначальных планах.