Святые отцы, как никто другой, понимали, какое огромное дело провернул Томазо Хирон. Никакой иной юридической защиты от голландцев, кроме только что созданной Хироном удвоенной истории освоения края, у них не было. Теперь им предстояло выполнить две задачи. Первым делом следовало выстроить по этому образцу и все остальные архивы на материке — труд воистину титанический. Но главное, надо было убедить общественность, что внезапно возрожденный кусок истории освоения этого края действительно существовал и был просто забыт.
— Я думаю, следует попросить вице-короля об основании, скажем, Академии Забытого, [41] способной воссоздать неизвестную историю этого края, — первым предложил брат Херонимо. — Иначе не справиться.
— У нас в Байя много документов, — подал голос кто-то, — в первую очередь там надо Академию Возрождения [42] ставить.
А потом к Томазо пришел ревизор Ватикана.
— Я обнаружил некоторый недочет в вашей работе, сеньор Хирон, — тихо произнес он.
Томазо улыбнулся и оперся локтями на стол.
— У меня много недочетов. Просто потому, что я работаю.
— Но этот особый.
Томазо насторожился, а ревизор так же тихо, без эмоций принялся раскладывать бумаги прямо перед ним.
— Скажите, сеньор Хирон, зачем вы сдвинули все архивы на сто лет ровно? Нельзя было хотя бы на сто два?
Томазо кинулся просматривать ревизорскую сводку, и волосы у него поднялись дыбом. Да, он приказал монахам сдвинуть все это лет на сто, но у него и в мыслях не было, что они исполнят его приказ так буквально!
— У вас даже эпидемии среди индейцев ровно через сто лет повторяются… иногда вплоть до числа погибших. Нельзя же так грубо работать, сеньор Хирон. Где вас учили?
— Матерь Божья… — только и сумел выдохнуть Томазо.
Сводная таблица, которую он видел перед собой, выдавала его благонравное мошенничество с головой. В Парагвае повторялось все: налеты мамелюков и мятежи, эпидемии и число погибших от них, потери флота и ревизии из Ватикана. Ровно через сто лет. [43] Год в год.
— А самое печальное, что вы ведь дали голландцам некоторые бумаги для экспертизы, — напомнил ревизор. — А значит, ничего уже не изменишь.
— Нет, кое-что подправить еще можно! — заторопился Томазо. — Я знаю! Здесь можно собрать данные, где налетчиков именуют мамелюками, а здесь — паулистами! Будет казаться, что это — разные события. И еще…
Ревизор, упреждая его, поднял руку.
— Я знаю все, что вы скажете. Я видел множество подобных подтасовок. Не первый год вашего брата проверяю. Но все они будут видны как на ладони. Всегда. Потому что вы ошиблись в главном.
Томазо стиснул зубы и ударил кулаком по столу. И тогда ревизор положил руку ему на плечо.
— Собирайтесь, Томазо. Вы едете со мной в Европу. Вы — не казна Ордена, и уж на это моих полномочий хватает.
Бруно не удивился, когда его цепь отомкнули от кольца и так же, в кандалах, посадили в карету. Он видел из окна, как точно в такую же карету незадолго до него сажали Хирона, и уже догадывался, что кое-что пошло не так. И это было очень хорошо. Нет, он вовсе этого не добивался. Просто Бруно знал, что Провидение уже ведет его по нужному пути. Именно поэтому сеньор Хирон, отняв у него индейцев и редукции, тут же поднял его ступенькой выше. И Бруно, поглядывая в сторону ревизора, уже понимал: судьба наверняка отнимет его у Хирона, чтобы поднять на новую, пока еще неведомую высоту.
Томазо вспомнил о Бруно, уже когда садился в карету.
— Извините, святой отец, но мне придется взять с собой еще одного человека.
Он обещал Гаспару отдать изуродовавшего его Бруно и теперь просто выполнял обещание.
— За чей счет? — профессионально скупо отреагировал ревизор. — За ваш лично или за счет Церкви?
— Это преступник, и анкета на его розыск подана много лет назад, — сразу понял, в чем дело, Томазо.
Ревизор поморщился. Разыскиваемого преступника можно было покарать и на месте, однако Томазо был братом Ордена, а потому имел право на такие вот незапланированные перевозки.
— Как хотите… — куда-то в сторону, с неудовольствием произнес он.
Томазо распорядился доставить часовщика, ушел в свои мысли и не возвращался в реальный мир, пока не добрался до Европы. Ему было совершенно ясно, что отдуваться за все придется лишь ему — просто потому, что это удобно новому Генералу.
Да, Томазо допустил просчет. И подозрительнее всего должны были смотреться сдвинутые на сто лет ровно всплески падежа поголовья индейцев. Он искренне надеялся, что у братьев хватит смекалки обозначить потери от эпидемий, скажем, как следствие мятежей и налетов — местами, в разбивку, но вот сами колебания численности поголовья — с этим была просто беда.
Чтобы не платить за «погибших», а на деле укрытых от учета индейцев подушный налог, Орден строго отчитывался Короне — о каждом «падеже». И вымарать эти продублированные во множестве учреждений Короны цифры было уже невозможно.
За полтора месяца пути Томазо совершенно измучился от мыслей, а потом был порт Коронья; со словоохотливым секретарем, который рассказывал об удачной продаже семисот детских голов на остров Сан-Томе. А потом они въехали в Арагон, и Томазо не узнал своей страны.
Во-первых, Орден сразу же выдал им усиленное сопровождение.
— На дорогах бандиты, — пояснил помощник настоятеля. — Если охраны мало, вас просто перебьют.
Во-вторых, в придорожных харчевнях кормили такой дрянью, что Томазо лишь с пятой попытки, уже по истечении полутора суток сумел в себя что-то запихнуть. Но главным было ощущение всеобщего запустения. Крыши домов провалены. Окна вечерами черны. Редкие дети с огромными, как в Индии в засушливый год, животами вялы и безразличны. И везде воры и попрошайки: на дорогах, у монастырей и харчевен — везде! Нация арагонцев, некогда не уступавшая смекалкой и деловой хваткой ни евреям, ни морискам, словно превратилась в нацию профессиональных неудачников. А на всех ключевых постах вместо изгнанных евреев и склонных к ереси арагонцев сидели ставленники крупнейших итальянских кланов.
— Главной ошибкой Короны была чрезмерная централизация, — выложил свою версию в одной из омерзительных харчевен ревизор.