Только когда паромщик сделал второй рейс на ту сторону Миссисипи, до него стало доходить, что здесь что-то не так.
За прошедшие четыре часа ни один из этой группы не только не стронулся с места, но даже не изменил позы. Все четверо оборванцев по-прежнему поочередно выбрасывали руки вперед, пугая ни в чем не повинных пассажиров, и поочередно же склонялись к уху полицейского сержанта. А тот все писал и писал. И к обеду паромщик не выдержал. Он поручил присматривать за паромом помощнику, бегом добрался до полицейского участка, а еще через час на берегу столпилась чуть ли не треть городка.
В том, что все пятеро мертвы и, скорее всего, обескровлены, наслышанные об «орлеанском вампире» полицейские поняли сразу. В том, что сержант в центре «композиции» — пропавший вчера Дэвид Кимберли, тоже сомневаться не приходилось. А потому полицейские как могли быстро пригнали несколько лодок, окружили плот со всех сторон и после короткого осмотра приступили к делу.
Самым важным им показалось отвести плот в сторону от многолюдной переправы, дабы не возбуждать ненужного любопытства. Но даже доставка его к берегу оказалась весьма нелегкой задачей. Якорь, которым плот был надежно сцеплен с грунтом, сидел на прочной металлической цепи, а сама цепь оказалась привязанной где-то снизу, под самым днищем.
Почти отчаявшись, полицейские попытались сорвать с места трупы, но тут же оказалось, что все пятеро намертво и во многих местах прикреплены к настилу и невидимым с парома прочным деревянным стойкам — где болтами, а где и скобами, прямо сквозь тело.
Полицейские отправились за инструментом, привезли, начали, во вред возможным уликам, все это ломать и крушить, а столпившиеся на берегу и на вставшем на прикол пароме люди все смотрели и смотрели. Кто-то плакал, кто-то молился, кто-то просто молчал, и все понимали, что прямо сейчас этими мертвыми устами им говорится чистая, не замутненная ложью правда о жизни. Ибо так оно все и есть. Преступники помогают жить полиции, а полиция, делая вид, что истребляет их, на деле паразитирует на простых мирных гражданах.
Шериф приехал к переправе сразу, как только услышал о найденном теле Дэвида, — в девять тридцать утра. И до половины второго пополудни он стоял и смотрел, как полтора десятка констеблей из облепивших плот со всех сторон шатких, собранных со всей округи лодок со скрипом выворачивают скобы и болты из многократно пробитых, незаметно укрепленных металлической арматурой тел.
Шериф отправился в мертвецкую, переговорил с вызванным из Нового Орлеана штатным судебным врачом и лейтенантом Фергюсоном. А затем в мертвецкую приехал мэр, большая половина служащих полицейского управления округа и черт знает кто еще!
Что-то говорил мэр Торрес, что-то — прокурор, что-то — наиболее толковый во всей этой компании Фергюсон, но шерифу округа Тобиасу Айкену было не до них. Этот щенок не просто убил полицейского и не просто бросил ему вызов — открыто и нагло; он сумел надругаться над самым святым, что только и было у шерифа, — над самим смыслом его бескорыстного служения обществу и конституции!
И — хуже всего — у шерифа не было ни единой законной зацепки, ни единой улики, способной убедить суд присяжных, вообще ничего.
Шериф подписал все нужные бумаги, проследил, как сержанту полиции Дэвиду Кимберли выламывают руки, чтобы запихнуть-таки окоченевшее тело в тяжелый дубовый гроб, как торопливо и суетно осматривают выдернутые из трупов массивные железные детали, и повернулся к молча стоящему рядом Фергюсону.
— Я его возьму, вот увидишь.
Фергюсон как-то горестно хмыкнул и сочувственно тронул коллегу за плечо.
— Знаете, Тобиас, я тоже так думал… долго думал, даже уверен был… но вы же знаете, кто у нас правит бал — все эти лоуренсы и правят. Как вы собираетесь это дело через прокуратуру протащить? У вас хоть одна прямая улика есть?
Айкен опустил глаза. Все пятеро надежных белых свидетелей убиты. Шарниры, скобы, болты — все это покупалось каждым фермером и каждым крупным землевладельцем сотнями, тысячами штук за сезон. Лежащие у него в сейфе записки доказательной силы не имеют, поскольку вообще неизвестно, кем написаны, да и не может он ими козырять — себе же хуже сделает. А плот… а что плот? Поди докажи, кто и где его делал!
В голове у шерифа было все — каждая, самая мелкая деталь этого жуткого преступления, а вот в руках…
— Я не знаю, как я это сделаю, лейтенант, — мрачно произнес Айкен. — Но я тебе клянусь, я его возьму! А не возьму, так пристрелю!
Фергюсон вздохнул и понимающе покачал головой.
Начиная с того рокового дня, когда напротив парома были обнаружены пять новых трупов, даже в самой атмосфере этого тихого южного местечка что-то кардинальным образом изменилось. И преподобный Джошуа Хейвард чувствовал это, как никто другой.
Во-первых, в один день, как по команде, в храме перестали появляться черные прихожане из поместья Лоуренсов — все до единого. Преподобный попытался выяснить, в чем, собственно, дело, и в конце концов сам пришел в негритянскую деревню и лично встретился со старостой.
— Ниггеры боятся, масса Джошуа, — просто объяснил староста. — Они говорят, Иисус нас никак защитить не может. Мбоа сильней.
— А кто такой этот Мбоа? — оторопел преподобный.
— Вы не знаете Мбоа? — точно так же оторопел староста. — Вы мне правду говорите, масса Джошуа?
Преподобный замотал головой и в следующие полчаса услышал такое, от чего остатки волос на его голове встали дыбом.
Как оказалось, именно живущий на Луне Мбоа, по представлениям черных, и повинен в смерти восьмерых человек в трактире Джонни Шимански, именно Мбоа высосал кровь из тех пятерых белых, что полиция обнаружила на плоту у переправы, и это еще не конец, поскольку Мбоа не остановится, пока не убьет белых столько, сколько звезд на небе.
Преподобный рассвирепел и попытался выяснить, на чем основаны эти дикие суеверия и с чем вообще он имеет дело, но, похоже, ни староста, ни остальные жители деревни и сами не знали ни целей, ни происхождения этого мифического существа. Одни говорили, что на самом деле Мбоа — бывший раб, павший от руки могучего белого колдуна и теперь беспрерывно мстящий за свою смерть. Другие считали, что у Мбоа нет головы и поэтому его невозможно убить. Третьи, напротив, утверждали, что Мбоа и есть огромная, круглая, как Луна, голова, вечно катящаяся по ночным дорогам в поисках свежей христианской крови.
Преподобный пришел в неистовство и устроил ниггерам настоящий допрос. Он хотел совершенно точно знать, с какой стати эти черные считают Мбоа существом более могучим, чем сам Господь! Но добился только одного — предположения, что именно Мбоа и распял в свое время Христа, а теперь пришел за остальными предателями веры предков.
И вот тогда преподобный перепугался по-настоящему. Истерично тыкая сидящего на козлах Томаса стеком, на скорости порядка двадцати миль в час он помчался назад, ворвался в храм, упал на колени перед иконой Пресвятой Девы Марии и обомлел. Она снова плакала.