Мэр вздрогнул; похоже было, что он представлял.
— Ладно, — сразу постарев на добрый десяток лет, выдавил он. — Будь по-вашему… — Затем по-волчьи, всем корпусом, развернулся к судье и еще раз махнул рукой. — Все, судья, заканчивайте!
Судья недоуменно вытаращил глаза.
— Ну, что вы на меня уставились?! — разъярился мэр. — Все, я сказал! Суд закончен!
Факты, изложенные новоорлеанским полицейским, были просты и неопровержимы. Вчера около полудня в шестнадцати верстах от столицы штата Луизиана был обнаружен мумифицированный труп охотника за беглыми рабами Уильяма Дженкинса. Причем опытного, необычайно крепкого телом охотника убили и мумифицировали вместе с его двенадцатью свирепыми псами и выставили на перекрестке дорог.
Вывод напрашивался сам собой: в действительности языческая секта ни в коей мере не обезврежена.
Далее… Тщательно изучив личные бумаги Дженкинса, лейтенант Фергюсон совершенно точно установил: ровно за сутки до своей трагической гибели охотник за беглецами вышел на след некоей Джудит Вашингтон — почти белой, сероглазой и рыжеволосой мулатки, принадлежащей семейству Лоуренс. И это была, возможно, самая важная улика, поскольку самый первый случай мумификации человека — в борделе мадам Аньяни — также был связан с изобличением и попыткой поимки этой беглой рабыни.
Понятно, что эта черная действовала не одна, и у нее наверняка есть как минимум один помощник-мужчина. Но также было понятно, что это совсем не Джонатан Лоуренс.
Охотник за беглецами Уильям Дженкинс был слишком известен в кругах крупных землевладельцев, и шум, поднявшийся по всей Луизиане, не давал полиции ни малейшего шанса оставить это жуткое убийство без должного внимания. А значит, не пройдет и двух дней, как весь штат Миссисипи будет знать, что суд приговорил и казнил невиновного.
Что это будет означать лично для него, мэр Торрес понимал, как никто другой. Засыпавшие его просьбами о пересмотре дела их собрата Джонатана Лоуренса землевладельцы перекроют ему путь на следующие выборы раз и навсегда.
— Все, я сказал, суд закончен! — уже теряя терпение, крикнул мэр Торрес судье.
Толпа непонимающе загудела, пришла в движение, но мэр только потому и удерживался на этом месте вот уже одиннадцатый год, что умел принимать решения быстро.
— Сеймур! — повернулся он к исполняющему обязанности шерифа полицейскому. — Позаботьтесь о безопасности сэра Джонатана… и прочих.
— Так суд же еще не завершился, — растерянно хлопнул тот длинными ресницами.
— Считайте, что уже завершился, — обреченно махнул рукой Торрес.
— Но я ведь все показания собрал, — упорно не желал поверить в такой поворот Сеймур. — Я же все сделал.
— Не теряйте времени, болван! — заорал мэр. — Вы что, не видите, что происходит?
Сеймур хмуро кивнул, кинулся отдавать приказания, а мэр взял Фергюсона под локоть.
— Ну, не дай бог, если вы меня подвели, лейтенант.
— Я и сам на Лоуренса поначалу думал, — печально посмотрел Фергюсон в сторону недоуменно вращающего головой юноши, — но улики слишком ясны и определенны. Этот малыш невиновен.
Когда ей пришлось оставить полученные от мадам Аньяни документы в руках первого же встречного полисмена и сломя голову бежать из Нового Орлеана, Джудит подумала, что ей вот-вот конец. Но время шло, а расплата за побег все не наступала.
Джудит была слишком похожа на белую, а потому ее охотно принимали на работу, иногда на немыслимо роскошных условиях, и весь остаток зимы она проработала в пекарне, а весной, когда ею заинтересовался местный констебль, переместилась чуть дальше на север и всю посевную нянчила сынишку недавно овдовевшего небогатого фермера.
Пожалуй, это было самое лучшее время за весь прошедший год, да и за всю ее четырнадцатилетнюю жизнь. Фермер оказался настолько приличным человеком, что ни разу не попытался затащить Джудит в постель. Более того, присмотревшись, как ловко она управляется с ребенком, не гнушаясь и никакой иной домашней работой, уже осенью предложил ей руку и сердце.
Это и стало началом конца. Понимая, что без документов не обойтись, Джудит тянула с ответом, сколько могла, а когда просьбы вдовца внести ясность в их отношения стали особенно настойчивы, она, проплакав полночи, к утру собрала узелок и решила эту проблему единственно возможным способом.
И тогда наступили дурные времена. Джудит успела еще поработать на сахарном заводе, на табачной плантации, но каждый раз наступал момент, когда вставал вопрос о документах или заходил местный полисмен, и ей приходилось бежать дальше.
Последние две недели и вовсе стали полным кошмаром. Переработка урожая окончательно завершилась, и Джудит не могла найти работы и крова нигде, даже в самой глухой деревне и на самых простых условиях. Джудит нет-нет да и спала то в лесу, то в соломе, окончательно истрепала украденную в борделе одежду и стала вызывать в фермерах настороженность и даже враждебность. Лишь с огромным трудом она устроилась работать помощницей кухарки в крупном, богатом поместье, и вот тогда появился этот охотник.
Джудит понятия не имела, как он ее опознал, но одно видела ясно — ни белая кожа, ни рыжие волосы и веснушки, ни прекрасные серые глаза его не обманули. Охотник тут же позвал управляющего и прямо спросил, есть ли у этой мулатки документы, и Джудит, наблюдавшая из окна кухни за тем, как мгновенно побледнел управляющий, метнулась к дверям и помчалась в сторону подступающей к поместью рощи.
Точь-в-точь как на всякий случай учила ее бабушка, Джудит петляла и переходила ручьи, не останавливаясь ни на секунду, в один присест отмахала что-то около двадцати миль, попала в камышовые заросли у неведомой реки и все-таки услышала этот жуткий, медленно, но верно приближающийся лай собак.
Джудит мгновенно собралась в комок, безжалостно оборвала когда-то широкие и прекрасные, а теперь обтрепанные и забрызганные грязью мокрые юбки и побежала еще быстрее. Она помнила эти рваные шрамы на ногах, на руках и даже на шее бабушки и доставаться охотничьим собакам не хотела. Переплыла мелкую речушку, нырнула в темный, сырой овраг и сразу же увязла в мокром снегу. А лай все приближался…
И вот здесь она совершила ошибку. Вместо того чтобы вернуться и пойти верхом, она принялась рваться через сугробы вперед, надеясь, что и собаки будут вязнуть здесь так же, как она. И меньше чем через час услышала неподалеку яростный хрип почуявших ее собак, а затем и веселый посвист над своей головой.
— Что, думала уйти?
Джудит подняла голову. Охотник сидел на корточках на самом краю оврага и смотрел на нее сверху вниз.
— Давай наверх, пока собак не спустил.
Джудит, судорожно дыша, огляделась по сторонам, переступила дрожащими от напряжения ногами и поняла, что ей уже не уйти.
Сбежавший от Леонарда де Вилля полтора года назад Луи Фернье, «двадцати двух лет, довольно высокий, умеющий читать и писать, столь же белый, как наиболее белые мужчины, с прямыми белыми волосами и синими глазами», не ушел на Север только потому, что совершенно не желал упустить гораздо более важной для него вещи. Только поэтому Луи все полтора года так и слонялся из города в город, промышляя мошенничеством и мелким воровством, рискуя попасться в руки полиции и закончить жизнь в кандалах.