– Мне кажется, я никому зла не делал… – тихо произнес он.
– Тогда ты единственный в мире… – невесело усмехнулась монголка.
Кан Ся хотел что-нибудь сказать и не нашелся что. Потому что перед его глазами встало, да так и повисло в воздухе печальное женское лицо. Кан Ся помрачнел. Он совершенно точно знал, что как раз ей какое-то горе причинил, но какое именно, не помнил. И лишь когда эта пригрезившаяся женщина произнесла имя – Чжан Фу, – он вздрогнул и вспомнил, с какой немыслимой легкостью отправил ее мужа и своего бывшего подчиненного на плаху.
– Я не хунгуз, женщина, – судорожно глотнув, по-старчески легко прослезился Кан Ся. – Я начальник следственного отдела города Айгунь. В этом-то и вся беда…
– Ух ты! – восхитилась монголка, нагнулась и отхватила нитку зубами. – Все, не шевелись; пусть заживает.
И тогда он вспомнил конец своей карьеры и это жуткое окно во двор.
– А потом… меня арестовали…
– Значит, все-таки ты хунгуз, – заглянула ему в глаза женщина и рассмеялась. – Хорошо выглядишь, старик! А то когда из тюрьмы привезли, был вылитый мертвец.
– Подожди… – удивленно сказал сам себе Кан Ся, – а как я к тебе попал?
– Тебя полиция привезла, – напомнила монголка и отошла к плите. – Сказали, мертвых в тюрьму не берут.
– Нет, я там не сидел… – пробормотал Кан Ся, напрягся и вдруг вспомнил это стремительное скольжение по белому снегу и нависшее над ним искаженное злобой лицо врага. – Семенов?!!
Великое Небо… Как он мог это забыть?! Он попытался встать, и монголка тут же метнулась к нему и придавила всем телом.
– Тс-с… – как ребенку, улыбнулась она ему. – Разве так можно? На вас ведь живого места нет…
Кан Ся стиснул зубы от внезапно нахлынувшей боли и горестно застонал.
– Что со мной?! Где мои документы?! Я должен его арестовать! Отпусти меня, женщина!
– Нельзя вам, – покачала головой монголка. – Раны большие, а сами вы старый.
– Я не старый… – выдохнул Кан Ся. – Я просто… просто… – и сам не веря, что с ним это происходит, заплакал.
* * *
Давно уже Лучезарная и Милостивая Старая Будда не была в столь сложном положении. С одной стороны, все шло как надо. По донесениям губернаторов, ее указ о создании народного ополчения вызвал мгновенную реакцию, и по всей стране началось действительно массовое движение против иноземцев. Ихэтуани беспощадно жгли дьявольские храмы и миссии, европейские больницы и школы, а главное, убивали предателей-христиан из китайцев. И постепенно, видя молчаливую поддержку имперских чиновников, к борцам за освобождение Поднебесной от длинноносых начал присоединяться и простой народ.
Однако это и беспокоило императрицу более всего. Скорость, с которой Триада организовала массовые манифестации в крупнейших городах страны, прямо указывала на ее силу. А недавние и небезуспешные схватки ихэтуаней с регулярной китайской армией заставляли думать, что это лишь начало… и завтра бунтовщики вполне могут вспомнить, что и маньчжурская династия Цин в Поднебесной – чужая.
Так что когда она получила совместную ноту всего европейского дипкорпуса с требованием принятия конкретных мер против «боксеров-ихэтуаней», она долго не могла решиться ни на что. Выполнение требований иноземцев означало возвращение на шаг назад, а невыполнение мало того что давало Триаде не по чину высокое положение, так еще и должно было повлечь высадку европейского десанта с угрозой вторжения длинноносых в Пекин. Цыси прекрасно запомнила, как ей уже приходилось бежать из Пекина сорок лет назад, оставляя столицу на разграбление французам и англичанам. Повторения этого позора императрица не хотела. Но и привлекать армию с риском объявления войны не могла. Оставалось попытаться выдворить захватчиков руками «народных мстителей» – как раз то, чего так боятся иноземцы, но полагаться на Триаду?..
– Подготовьте мой секретный указ, – со вздохом приказала императрица Дэ-Цзуну, – пусть губернаторы переговорят с предводителями ихэтуаней. Я хочу знать, настолько ли они преданны мне, чтобы целиком препоручить им защиту моих владений.
* * *
В начале мая Семенова тщательно осмотрели военные врачи, и вердикт эскулапов был беспощаден: переломы срослись, однако ранение в правое плечо оказалось роковым.
– Голубчик, – прямо сказал председатель комиссии, – вы не сможете стрелять из винтовки уже никогда; дай бог, чтобы с ложкой научились управляться, а значит, и в войсках вам не служить.
Семенова как ударили по голове; ему еще предстояло собирать приданое для Серафимы, а из каких средств, он теперь и не знал. Надежд на то, что его сестренке встретится приличный человек, готовый взять ее без приданого, поручик не питал.
Он помчался к Мищенко, но Павел Иванович лишь развел руками.
– Поймите, Иван Алексеевич, наша Охранная стража лишь на бумаге коммерческая, а на деле мы – самая настоящая армия. Ничем помочь не могу.
Совсем отчаявшись, поручик побрел в штаб, и вот здесь ему повезло – по ступенькам в окружении бесчисленной свиты из молоденьких, только что присланных из России офицеров спускался сам Александр Алексеевич Гернгросс.
– О-о… здорово, герой! – напоказ прижал его к себе Гернгросс. – Как здоровье? Скоро в строй?
– Никак нет, господин полковник! – вытянулся в струнку поручик. – Списали…
Гернгросс досадливо крякнул, и тогда Семенов решился:
– Разрешите просьбу, господин полковник…
Гернгросс опасливо прищурился.
– Ну?
– Дозвольте остаться в строю. Хочу и дальше приносить пользу Родине.
Гернгросс расцвел и повернулся к почтительно замершей в отдалении молодежи.
– Вот это я понимаю! Вот это и есть русский офицер! Вот потому мы и непобедимы! Учитесь, господа!
Офицеры смотрели во все глаза.
– Зайдите ко мне вечерком… э-э-э…
– Поручик Семенов, – тихо напомнил Семенов.
– Э-э-э… Семенов. Я подумаю, что для вас можно сделать.
Тем же вечером Семенов около часа протолокся в приемной штаба, но был-таки принят, а уже наутро он получил новое назначение – ревизором.
– Значит, так, поручик, – строго посмотрел Семенову в глаза его новый начальник капитан Сытин, – докладов я получаю много, однако свой глаз на месте не помешает – на дороге неспокойно, интенданты могут полдороги под шумок разворовать. Так что давай, поручик, на перекладных до Харбина и докладывай мне через каждые сто верст, что там на самом деле происходит.
Счастливый Семенов щелкнул каблуками.
– И это… – вспомнил Сытин, – денщика своего одень поприличней… Откуда он у тебя – из Бурятии?
– Не-е, он, кажется, из тунгусов. В Благовещенске наняли.