К счастью, американец знал несколько русских слов и сразу бросился выполнять мою просьбу.
Как только мой новый знакомый очутился в кабине, я помахала ему рукой и крикнула:
— Ты только держись!!! Самое страшное уже позади. Только держись!!!
— Конечно! — донеслось до моих ушей. — Я же теперь не вольный ветер! У меня скоро дочь появится! Мне нельзя умирать. Мне ее еще растить и растить!!! — Машина взревела. — А отчество у нашей дочери — Александровна! Запомни Александровна!!!
Это последнее, что мне довелось услышать за ревом отъезжающей машины. Попутка скрылась, а я все стояла и стояла и смотрела ей вслед.
Вытерев потное лицо платком, я достала листок, прочитала адрес.
— Вот видишь, доченька, наконец-то у тебя появился папка. Листок может потеряться, поэтому нам нужно заучить папкин адрес. Он сказал, что обязательно выживет. Ведь у него теперь есть ты. Да и я тоже. Город Москва, улица Академика Скрябина…
Я вернулась назад, нашла свою лопату и вдруг почувствовала, как сильно потянуло низ живота.
— Динуля, ты это брось. Сейчас не время вылазить. Ты должна еще немного посидеть в мамином животике. Ты успокойся и запоминай вместе со мной. Город Москва. Улица Академика Скрябина. Господи, и до чего же хороший этот академик. Признаться честно, я совсем не знаю, кто такой Скрябин, но ты ведь даже не представляешь, как сильно я его люблю. В честь него названа целая улица. А на этой улице живет наш папка. Понимаешь, папка!
Нести лопату у меня не было сил, я потащила ее волоком. Судьба оказалась милостивой, я без особого труда нашла ель, рядом с которой возвышался холм свежей земли.
Я никогда не копала. Заболел не только живот, заболело сердце. Не выпуская лопаты из рук, я сделала вид, что совершенно не чувствую боли и, сдерживая рыдания, разрывающие грудь, заговорила:
— Улица Академика Скрябина… Ну папка, ну забрался. Плохую улицу не стали бы называть в честь академика. Наверно, она очень хорошая, широкая, зеленая, красивая. Да и запоминается легко. Мы когда с тобой в Москву приедем, обязательно узнаем, кто же такой этот академик, что он за человек. Вот сейчас выкопаем деньги и раз навсегда забудем про нищету. Мы к своему папке приедем не с пустыми руками на все готовое, а с капиталом, так сказать. Хотя он же твой папка, а папка должен принять нас любыми. Ему совсем не важно — с деньгами мы или нет. Ему важно, чтобы мы были рядом. Это надо же такое придумать, мы себе нашли папку не где-нибудь, а в Америке, под мостом.
У меня кружилась голова, во рту страшно пересохло, но я продолжала копать. Видимо, моя дочурка устала ничуть не меньше, она не переставала на меня злиться, постоянно пиная в живот.
— Динуля, ну прекрати. Сейчас помрем вместе и все тут. Думаешь, мне легко? Ни черта мне не легко. Мне еще тяжелее, чем тебе. Ведь ты же просто лежишь, а я делаю физическую работу.
Не успела я договорить, как мне в глаза ударил яркий луч фонарика. Я вскрикнула и зажмурилась. Передо мной стоял Лев и пускал мне прямо в лицо кольца табачного дыма.
— Ой, что ты тут делаешь?! — воскликнула я дрожащим от страха голосом.
— Наблюдаю за тем, как ты копаешь, — усмехнулся Лев. — Давай продолжай. У тебя хорошо получается. Никогда не видел, чтобы беременная баба так лихо орудовала лопатой.
— Да нет, я уже устала, — пробормотала я. — И живот болит.
— Живот, говоришь, болит… А что копаем-то?
— Да так просто.
— Просто?!
— В последний месяц беременности нужно давать небольшую физическую нагрузку своему организму. Вот я и решила немного размяться. Думала, возьму лопату и немного покопаю. Я раньше ходила на гимнастику для беременных, а теперь все позабыла. Все упражнения из головы вылетели.
— Так это ты, значит, вместо гимнастики..
— Вместо гимнастики, — подтвердила я.
— А почему ночью?
Ночью удобнее. Никто не видит. Ты же сам сказал, что соседям на глаза показываться нельзя, а то в полицию заявят. Я же здесь нелегально, вот и соблюдаю конспирацию.
— А ты, оказывается, послушная. Молодец.
Прикрыв лицо от яркого света, я жалобно попросила:
— Убери фонарик. Ты мне лицо слепишь.
— А я как раз хочу твои глаза разглядеть.
— А что их разглядывать! Глаза как глаза.
— Уж больно они у тебя наглые.
— Левушка, да что ты такое говоришь! Они не наглые. Они несчастные.
Лев убрал луч с моего лица и прислонился к дереву.
— Ну давай, копай, очень хочется посмотреть, что же ты там выкопаешь.
— А почему я там должна что-то выкапывать? Я больше копать не хочу, я устала.
Лев достал пистолет и направил его на меня.
— Левушка, что это? — растерянно спросила я.
— Пистолет.
— Вижу, что не автомат.
— Так зачем же спрашиваешь?
— Зачем ты его достал? Ты хоть понимаешь, что направил его на беременную женщину?! Мне нельзя нервничать.
— А ты умеешь нервничать?
— Конечно, умею. Разве ты не видишь!
— Надо же, а мне показалось, что у тебя нервы крепче, чем у здорового мужика.
— В том-то и дело, что тебе показалось. Я всего-навсего беременная женщина.
Я сделала шаг в его сторону, но он вытянул руку с пистолетом и произнес ледяным голосом:
— Я не шучу, грохну сейчас, как куропатку, и дело с концом. Еще шаг, и выстрелю тебе прямо в пузо.
Я попыталась поправить промокшее от пота платье и тяжело перевела дыхание.
— Лев, кончай меня пугать, мне и так плохо.
— Не кончай, а заканчивай. Кончают знаешь где?!
— Знаю. Я сейчас точно рожу.
— Я твою байку уже слышал. Ты это не мне, а гинекологу втирай. Я на провокации больше не поддамся.
— Это не провокации. Мне и в самом деле паршиво.
—: По тебе не скажешь.