— Как это беспокоить?! Там твой ребенок, а ты стесняешься родственников беспокоить. Да мы их звонками забомбим, а как только все утрясется, поедем и заберем свою дочь.
От этих слов мне стало совсем дурно. Хотелось кричать о своей беде, поведать Сашке о том, что произошло и что творится у меня на душе, но я знала, что этим я только оттолкну его от себя, не вызову ничего, кроме гадливости и отвращения. Если бы он знал, что собрался жениться на женщине, пытавшейся продать собственного ребенка, он бы выкинул меня из своей кровати и послал так далеко, что я вряд ли смогла бы вернуться.
Я взяла Сашу за руку и забормотала, словно во сне:
— Потом позвоним, Сашенька, не сейчас, потом.
— Как скажешь…
Он откровенно зевнул и сказал уже совсем сонным голосом:
— Ты, главное, не переживай. Все уладится. Жалко, конечно, что ты нашу дочку не сфотографировала, так бы хоть фотка была. На стол бы поставили.
— Говорят, раньше трех месяцев фотографировать нельзя.
— Это почему?
— Сглазить можно. Вот после трех месяцев, пожалуйста.
— Ну нельзя, так нельзя. Я думаю, что, когда нашей дочке будет три месяца, она уже будет рядом с нами.
— Конечно, будет.
Он мгновенно заснул и громко захрапел. А я так и сидела, поджав ноги, напуганная и подавленная. Странный все-таки этот Сашка. Переживает за приемную дочь так, как не каждый отец переживает за свою собственную. Собрался жениться потому, что ценит и держит мужское слово. Настоящий мужик! Умеет подарить женщине сказку. И эта сказка могла бы быть с хорошим концом. Могла бы, если бы моя доченька была рядом…
Этот крохотный комочек, я была готова биться головой о стену, захлебнуться собственной кровью.
Встав с кровати, я закуталась в махровый халат и стала нервно ходить по комнате. Говорят, что в жизни бывают черная и белая полосы. Мол, сначала идет черная, а ее сменяет белая. Сначала мы сталкиваемся со всеми превратностями судьбы, сносим все невзгоды, а затем в нашей жизни наступает такое приятное и такое долгожданное спокойствие. Только у меня все происходит не по-человечески, словно полосы слились воедино и черная поглотила белую. Я не хотела, я просто могла потерять Сашку. Значит, я никогда не смогу рассказать ему правду. Может быть, это трусость, страх перед тем, что из-за этой чудовищной правды мы расстанемся навсегда. Но как я смогу выйти за него замуж и жить в постоянном вранье, обманывая и его, и себя? Как я могу нести груз потери любимой дочери совсем одна? Как?!
Выйдя из комнаты, я прошла по длинному темному коридору. На кухне сидела древняя старушка и чистила картошку. Увидев меня, она потрясла морщинистым подбородком и тихо спросила:
— А муж где?
— Спит.
— А тебе что не спится?
— Сна нет.
— Что ж ты сразу не сказала, что ты Сашкина жена?
— Я и сама об этом узнала только сегодня, — задумчиво произнесла я и устало спросила: — А что бы от этого изменилось?
— Ничего. Просто я пустила тебя как гостью, а так бы как хозяйку.
Да какая разница! — Я немного помолчала. — Баба Глаша, а у тебя есть что-нибудь выпить?
— Выпить?
— Ну да. Плохо мне, баба Глаша. Ты даже не представляешь, как мне плохо.
— Ну если только самогонка… Я ее сама делала. Иногда приторговываю.
— Давай самогонку.
Старушка полезла куда-то за шкаф и извлекла литровый пузырь самогона.
— Сколько тебе налить? Стакан, полстакана?
— Ставь бутылку, — еле слышно сказала я и поймала на себе удивленный взгляд бабы Глаши.
— Что так много-то? Так можно и на тот свет отправиться!
— А я и хочу отправиться на тот свет. Может, тебе денег заплатить?
— За что?
— За самогонку.
— Да иди ты подальше со своими деньгами. Ты же Сашкина жена, а Саша мой любимый сосед. Он мне всегда по дому помогает. Попросишь гвоздь забить, без проблем… Дверь смазать, тоже без проблем. Только ты много не пей. Уж больно она ядреная. Ты ж совсем молодая. У тебя вся жизнь впереди.
— У меня вся жизнь позади, — глухо бросила я и, прихватив бутыль, направилась к себе в комнату.
В коридоре мое внимание привлекла медицинская аптечка, висевшая над холодильником. Открыв аптечку, я обнаружила начатую пачку реланиума. Взяв ее, я осторожно вошла в комнату и села на пол. Пачка реланиума и литр самогона… Хватит ли? Конечно, хватит! Я высыпала на ладонь все таблетки и одним махом проглотила их. Наверно, моей дочери уже нет в живых и ее крохотным органам нашли применение… Будет лучше, если я отправлюсь следом за ней. Сердце учащенно забилось, стало как-то трудно дышать. Открыв бутыль, я сделала глоток и почувствовала невыносимое жжение, внутренности буквально разрывало. Я вытерпела эту боль, потому что та, которая терзала мою душу, была намного острее и намного глубже.
Неожиданно приоткрылась скрипучая дверь, и показалась голова бабы Глаши. Она смотрела на меня перепуганными глазами и моргала.
— Ты что хотела, баба Глаша? — раздраженно спросила я.
— А ты чего сидишь на полу, одна, с бутылкой в руках?
— Ас кем я, по-твоему, должна сидеть?
— Может, мужа разбудить?
— Нечего его будить. Пусть спит. Мужики вообще не любят, когда их будят.
— А ты что задумала?
— Ничего.
— Может, пойдем на кухню? Я картошки сварила. Нельзя пить без закуски, желудок сожжешь.
— Не нужна мне твоя закуска.
— Тогда хоть водички возьми. Нужно запивать.
— Сама пей свою водичку.
— Может, тебе выговориться надо? Пошли на кухню, я тебя выслушаю. А хочешь, завтра сходим в церковь. Исповедуешься, причастишься.
— Я не крещеная.
— Ты только не сиди одна, пошли на кухню.
Я почувствовала, что меня окончательно повело, перед глазами забегали чертики.