— И, наверное, в полицию?
— Папа в шоке. Он сам не знает, что говорит… Вы же сами видите! — В голосе Маргареты прозвучало раздражение. — Позвоните в «скорую»!
Она опять повернулась к отцу и взяла его руку в свои.
— Позволь мне этим заняться, папа. Я позвоню Анне-Грете и Биргитте, мы тебе поможем. Мы с тобой.
Герман молчал. Руку он не отнял, но на пожатие не ответил.
Эрика спустилась вниз, достала мобильник и задумалась. Наконец приняла решение и набрала номер.
— Привет, Мартин. Это Эрика, жена Патрика… Да… Тут возникла ситуация. Я дома у Бритты Юханссон, она умерла. А ее муж говорит, что он ее убил. Выглядит как естественная смерть, но… Да-да… хорошо, я дождусь вас. А в «скорую»? Вы сами позвоните? Хорошо…
Она положила трубку в надежде, что не сделала глупость. Конечно, Маргарета, скорее всего, права — все выглядело так, как будто ее мать умерла во сне. Но с чего Герману утверждать, что он ее убил? И конечно, еще одно… не прошло и двух месяцев, как умирает еще один друг детства матери… Нет, она поступила правильно.
Эрика опять поднялась наверх.
— Я позвонила… Чем еще могу помочь?
— Не могли бы вы поставить кофе? Я попытаюсь уговорить отца спуститься вниз. — Маргарета осторожно подняла Германа и заставила его сесть. — Вот так, папочка… сейчас мы пойдем вниз и дождемся «скорую».
Эрика спустилась в кухню и поставила полную кофеварку. Через несколько минут на лестнице появился Герман. Он шел медленно и неуверенно, дочери приходилось все время его поддерживать. Он бессильно опустился на стул.
— Надеюсь, у них найдется что-то успокаивающее, — озабоченно сказала Маргарета. — Ведь он наверняка пролежал с ней с вечера… Не понимаю, почему он нам не позвонил.
— Я… — Эрика чувствовала страшную неловкость. — Я позвонила и в полицию тоже. Вы наверняка правы, но я была вынуждена… я не могла…
Ей никак не удавалось найти слова, и Маргарета уставилась на нее как на сумасшедшую.
— Вы позвонили в полицию? Вы думаете, папа и вправду убил маму? У вас все в порядке с головой? Он и так в шоке, а теперь ему еще придется отвечать на дурацкие вопросы? Да как вы посмели!
Она в ярости шагнула к Эрике. Та, защищаясь, инстинктивно подняла перед собой кофейник, но в этот момент в дверь позвонили.
— Я открою. — Она быстро поставила кофейник на стол и вышла в холл.
Слава богу, это Мартин. Он молча кивнул, и Эрика пропустила его в дом. А если она ошибается? Если по ее вине и без того сломленный, только что потерявший любимую жену человек должен подвергнуться еще большим мучениям?
— Она там, в спальне на втором этаже, — тихо сказала она и кивнула в сторону кухни. — А муж в кухне. С дочерью. Это она их и нашла…
— Посмотрим… — Мартин помахал Пауле и врачу из почти одновременно подъехавшей «скорой», познакомил Паулу с Эрикой и прошел в кухню.
— Это идиотизм, — произнесла Маргарета, держа руку на отцовском плече. — Мама умерла во сне, папа в шоке… Какая необходимость?..
Мартин предостерегающе поднял ладони.
— Все наверняка так и есть, — сказал он спокойно. — Но раз мы уже здесь, мы должны убедиться, что все обстоит именно так, как вы говорите. Мы долго вас не задержим. И примите наши искренние соболезнования.
Он не сводил глаз с Маргареты, и она неохотно кивнула:
— Мама там… наверху. Вы разрешите мне позвонить сестрам и мужу?
— Конечно.
Мартин пошел к лестнице. Эрика, оглянувшись на Маргарету, двинулась за ним, придержала за рукав и шепнула:
— Я пришла, чтобы с ней поговорить… я имею в виду, с покойницей. Поговорить об Эрике Франкеле. Может быть, простое совпадение, но… тебе не кажется это странным?
Мартин остановился, уставился на Эрику и пропустил вперед врача «скорой помощи».
— Ты хочешь сказать, что есть какая-то связь? И какая же?
— Не знаю… — Эрика тряхнула головой. — Я хочу уточнить кое-какие детали биографии моей матери, а она в детстве очень дружила и с Бриттой, и с Эриком Франкелем. И с Францем Рингхольмом.
— С Францем Рингхольмом? — насторожился Мартин.
— Да… Ты с ним знаком?
— Он проходит по делу об убийстве Эрика. — Мартин произнес эту дежурную фразу без запинки, но Эрика почти физически почувствовала, как вращаются подшипники у него в голове.
— И не странно ли, что через два месяца после Эрика умирает и Бритта?
Мартин очнулся.
— Они старые люди. Все может случиться: инфаркты, инсульты… весь набор.
— Могу сразу сказать, что речь не идет ни об инфаркте, ни об инсульте, — неожиданно громко сказал врач «скорой».
— А о чем идет речь? — Мартин прошел в спальню и встал у врача за спиной.
Эрика осталась в дверях, но вытянула шею, чтобы лучше видеть.
— Эту даму задушили. — Врач приподнял веки покойной. — В глазах петехии.
— Петехии? — переспросил Мартин.
— Такие мелкие кровоизлияния в белках глаз. Возникают при резком повышении давления. Типично при удушении.
— А эти… петехии не могут возникнуть при каком-то заболевании, когда больному внезапно начинает не хватать воздуха? — спросила Эрика.
— Все может быть, все может быть… Но, поскольку я уже при первом осмотре заметил перышко у нее во рту, склонен предположить… склонен предположить, что перед нами орудие убийства. — Он показал на лежащую рядом подушку. — Хотя петехии указывают, что должно было иметь место и прямое сдавление гортани, то есть ее душили и рукой. На все эти вопросы ответит вскрытие. Как бы то ни было — я не подпишу заключение о естественной смерти, пока судебные медики меня в этом не убедят. В чем я сильно сомневаюсь. Поэтому предлагаю считать эту комнату местом преступления.
Он поднялся и вышел из спальни.
Мартин последовал его примеру, закрыл за собой дверь и позвонил криминалистам. Это их работа — досконально, сантиметр за сантиметром, осмотреть помещение.
Он спустился вниз, прошел в кухню и сел за стол напротив Германа. Маргарета с ужасом смотрела на него — по его лицу она сразу поняла: что-то не так.
— Как зовут вашего отца? — спросил он.
— Герман, — почти прошептала она.
— Герман… Герман, не могли бы вы рассказать нам, что случилось там, наверху?
Наступило молчание. Слышно было только, как в гостиной переговариваются врач с фельдшером.
Наконец Герман поднял голову.
— Я убил ее, — твердо сказал он.
Погода в пятницу выдалась просто замечательная — тепло, но не жарко, ясное солнце, чистый, просто хрустальный воздух — настоящее бабье лето. Мельберг потянулся и отцепил поводок — пусть Эрнст побегает.