— Вражда в семействе Хульт продолжается уже много лет, и это все прекрасно знают. Так что показания Габриэля были встречены с определенным скепсисом, как я полагаю, но тем не менее их пришлось принять во внимание. И Йоханнеса пару раз вызывали на допрос. Но не нашлось никаких других доказательств, кроме показаний его брата. Так что слово одного против слова другого, и Йоханнеса оставили в покое.
— А где он сейчас?
— Я не до конца уверен, но, насколько мне известно, через какое-то время после всего этого, по-моему довольно скоро, Йоханнес Хульт покончил жизнь самоубийством. Дьявольщина, будь здесь Анника, она бы быстро накопала побольше материала, потому что здесь его явно мало. То, что сохранилось в папке, можно назвать по крайней мере скудным, очень многого недостает.
— Похоже, ты совершенно уверен, что найденные останки принадлежат тем двум женщинам.
— Уверен. Да, уверен. Хотя уверенным можно быть по-разному. Я исхожу из вероятности и правдоподобности. Смотри сам: у нас есть две женщины, которые пропали в тысяча девятьсот семьдесят девятом году, а сейчас мы находим два скелета, пролежавшие довольно долгое время. Ну и какова, по-твоему, вероятность того, что это всего лишь совпадение? Хотя, конечно, на сто процентов уверенным быть я не могу, до тех пор пока мы не получим подтверждение от экспертов. Но я собираюсь немного им помочь, потому что эти сведения могут облегчить им задачу и ускорить дело.
Патрик посмотрел на часы.
— Вот черт, поздно-то как! Мне уже давно пора ехать, я обещал Эрике вернуться сегодня домой пораньше. К нам нагрянул ее кузен с семьей, и я должен подсуетиться и купить креветок, ну и что-нибудь еще на ужин. Ты не сможешь сам позвонить патологоанатому и передать ему информацию, которую мы раскопали? И когда вернется Эрнст, сразу же поговори с ним, может быть, ему удалось узнать что-нибудь стоящее.
Снаружи было еще жарче, чем в участке. Зной буквально обрушился на Патрика, и он ускорил шаг, чтобы побыстрее добраться до машины и включить кондиционер. Бедная Эрика, подумал Патрик. Если жара так донимает его, то трудно даже представить, каково приходится ей.
Жаль, что к ним сегодня гостей принесло. Но Патрик прекрасно понимал, что Эрика не смогла бы ответить им «нет». Кроме того, семейство Флуд собиралось оккупировать их жилище всего на одну ночь, так что сумасшедший дом один вечер потерпеть можно.
— Ты поговорил с Линдой?
Лаине нервически заламывала руки. Он прекрасно знал этот жест и ненавидел его всей душой.
— Да, собственно говоря, особенно не о чем с ней беседовать. Она должна делать то, что ей говорят.
Габриэль говорил, не поднимая глаз, продолжая заниматься своим делом. По тону его голоса было ясно, что ответ окончательный и продолжать разговор он не намерен. Но Лаине не собиралась сдаваться так легко. Жаль. Уж за столько-то лет, прожитых вместе, его жене пора бы усвоить, что ему больше нравится, когда она молчит или, по крайней мере, замолкает вовремя. Ей это пошло бы только на пользу. А если бы она вообще онемела, то ее характер он бы назвал ангельским.
По своему складу, в душе, Габриэль Хульт был ревизором, аудитором или, если хотите, даже бухгалтером. Ему нравилось сводить кредит и дебет, подбивать баланс, и он ненавидел всей душой, от чистого сердца все, что касалось каких-либо чувств и не поддавалось логике и расчету. Опрятность была его пунктиком, и, несмотря на отчаянную летнюю жару, он надел рубашку и костюм, хотя, конечно, из довольно легкой ткани. И выглядел он вполне респектабельно и официально, как обычно. Темные волосы с годами начали редеть, но Габриэль привычно зачесывал их назад и не предпринимал ни малейших усилий и ухищрений, чтобы скрывать залысины. Он носил огромные круглые очки, которые никак не хотели сидеть на переносице и постоянно сползали на кончик носа. Поэтому, разговаривая с людьми, Габриэль обычно смотрел на них поверх очков. Во всем должен быть идеальный порядок, все должно идти своим чередом. Это было его кредо, и так и для этого он жил. И он хотел лишь одного — чтобы окружавшие его люди делали то же самое, что и он. А вместо этого они, казалось, направляли все свои силы и энергию на то, чтобы нарушать его превосходный баланс, портить ему жизнь и создавать проблемы. Как все было бы просто и хорошо, если бы они всего-навсего поступали так, как он им говорит, а не творили по своей инициативе кучу глупостей.
Самую большую головную боль на текущий момент создавало присутствие Линды. Ничего удивительного, что Якоб так недоволен этой юной особой. В мире привычных представлений Габриэля девушки были спокойнее и управляемее, чем мальчишки, а здесь — напротив: они заполучили себе на шею какого-то подростка-монстра, который принципиально на каждое их «а» тут же отвечал «бэ» и предпринимал неслыханные усилия, стремясь угробить свою жизнь как можно скорее. Взять, к примеру, эту ее идиотскую блажь непременно стать моделью. Он бы за такую модель и ломаного гроша не дал. Да, в общем-то, она миленькая, но у нее, к сожалению, куриные мозги ее мамаши, и в жестоком мире модельного бизнеса она бы и часа не прокудахтала.
— Лаине, мы это уже несколько раз обсуждали. Дискуссий не будет, я своего мнения не изменил. И речи не может идти о том, что Линда уедет и ее будет фотографировать какой-то облезлый подонок, который считает себя фотографом. Все, что ему надо, — пощелкать ее голой. Линда должна получить образование. Это не обсуждается. Все остальное потом.
— Да, но через год ей исполнится восемнадцать, она будет совершеннолетней и сможет делать все, что захочет. Разве не лучше, если мы сейчас пойдем ей навстречу и будем с ней помягче? Потому что иначе через год она может просто исчезнуть неизвестно куда.
— Линда хорошо знает, на чьи деньги она живет. Так что, должен сказать, я сильно удивлюсь, если она пропадет, не убедившись предварительно в том, что по-прежнему будет получать свое содержание. Если она продолжит учебу, тогда все останется по-прежнему. Я обещал, что она будет получать деньги каждый месяц, если не бросит учебу, и собираюсь сдержать свое слово. А сейчас я больше ничего не хочу слышать про этот бред.
Лаине продолжала заламывать руки, но, надо отдать ей должное, она понимала, когда проигрывала. Она повернулась и с опущенными плечами вышла из кабинета Габриэля. Дверь за ней закрылась, и Габриэль вздохнул с облегчением. Этот разговор действовал ему на нервы. Пора бы ей зарубить себе на носу и понять после стольких лет совместной жизни, что он не из тех людей, которые меняют свои решения, — как он сказал, так и будет.
Мир и покой вернулись к нему, когда он с удовольствием начал записывать цифры в своем гроссбухе. Конечно, существовало множество бухгалтерских компьютерных программ, но они никогда ему не нравились. Габриэль испытывал настоящее наслаждение, когда раскрывал на своем столе бухгалтерскую книгу и аккуратными строчками писал ряды цифр, которые суммировались на каждой странице. Закончив, Габриэль с удовлетворением откинулся на спинку стула. Это был тот мир, который он контролировал полностью.
Когда Патрик вернулся домой и открыл дверь, ему на секунду показалось, что он ошибся и заехал куда-то не туда. Куда девался чистый, опрятный, тихий и спокойный дом, из которого он уехал на работу сегодня утром? Если прикинуть по децибелам, то уровень шума сейчас явно превышал нормативы, допустимые для стройплощадки с отбойными молотками. А сам дом выглядел так, словно здесь какая-то зараза взорвала особо мощную гранату. Ни одного предмета, ни одного украшения, ни одной вазочки не осталось на своем месте — перевернуто абсолютно все. Судя по выражению лица Эрики, можно было не напрягаться и смело предположить, что ему стоило бы приехать часа на два раньше.