Он верил ей. Испытывал благодарность за то, что она защищает их, как последний аванпост против всех, кто хочет им зла. Но вместе с тем его все-таки тянуло обратно. К солнечному свету. К траве под ногами. К свободе.

~~~

Пока они шли к дому Керстин, Йоста потихоньку поглядывал на Ханну. Его удивляло, что за столь короткое время он так привязался к Ханне Крусе — не как заглядывающийся на молоденьких девочек старик, а скорее по-отцовски. В то же время она очень напоминала ему покойную жену в молодости: такие же светлые волосы, голубые глаза, тоже маленькая, но сильная. Правда, беседа с родственниками явно не принадлежала к числу любимых заданий Ханны. Краем глаза Йоста видел, как у нее двигаются челюсти, и едва сдерживался, чтобы не попытаться успокоить ее, положив руку на плечо. Что-то подсказывало ему, что Ханна этого не оценит — пожалуй, он скорее рискует получить боксерский удар правой.

Они заранее позвонили и предупредили о своем визите, и когда Керстин открыла дверь, Йоста отметил, что перед их приходом она успела наскоро принять душ. Ее лицо без косметики выражало смирение, которое ему уже столько раз доводилось видеть, — оно появлялось у родственников, когда самый страшный шок отступал и со всей остротой обнажалась скорбь. Когда до их сознания полностью доходило, что все кончено.

— Заходите, — пригласила она, и Йоста отметил, что кожа у нее имеет зеленоватый оттенок, как у человека, который слишком долго не выходил на улицу.

Ханна села рядом с ним за кухонный стол, все с тем же мрачным видом. Квартира выглядела чистой и прибранной, но воздух казался немного спертым, подтверждая предположение Йосты, что после смерти Марит Керстин, вероятно, отсюда не выходила. Его заинтересовало, откуда же она берет еду, есть ли у нее кто-то, кого она может послать в магазин. Словно отвечая на его вопрос, Керстин открыла холодильник, чтобы достать молоко для кофе, и ему хватило беглого взгляда, чтобы удостовериться: холодильник полон. Она также выложила несколько булочек, явно принесенных из пекарни, — значит, с покупками ей кто-то помогает.

— Вы узнали что-нибудь новое? — устало спросила она, усаживаясь за стол.

Казалось, она задала вопрос в основном потому, что от нее это ожидалось, а не потому, что он ее волновал. Еще один эффект осознания суровой действительности. До нее дошло, что Марит больше нет, навсегда, и теперь сам этот суровый факт на некоторое время заслонил желание получить ответ, объяснение случившемуся. Впрочем, почти за сорок лет службы Йоста смог убедиться в том, что бывает по-разному. Для некоторых родственников поиски объяснения оказываются важнее всего остального, но чаще это лишь способ отсрочить осознание произошедшего. Впрочем, ему встречались и родственники, отказывавшиеся смириться в течение многих лет, иногда вплоть до собственного ухода в могилу. Но Керстин не из таких. Она встретила смерть Марит лицом к лицу, и эта встреча, похоже, отняла у нее всю энергию, все силы. Она медленными движениями налила им кофе и только потом растерянно произнесла:

— Извините, возможно, кто-то из вас предпочел бы чай?

Оба гостя отрицательно замотали головами и с минуту просидели молча, прежде чем Йоста наконец ответил на заданный Керстин вопрос.

— Ну, у нас появились кое-какие зацепки для продолжения расследования. — Он снова умолк, сомневаясь, насколько много ей можно рассказывать.

Вместо него беседу продолжила Ханна:

— Мы получили некоторые сведения, указывающие на связь с другим убийством. В Буросе.

— В Буросе? — повторила Керстин, и впервые со времени их прихода у нее в глазах мелькнул интерес. — Но… я не понимаю… Бурос?

— Да, мы тоже несколько озадачены, — сказал Йоста и потянулся за булочкой. — Поэтому мы здесь — чтобы узнать, не известна ли вам какая-либо связь между Марит и жертвой из Буроса.

— Что… кто? — Заправляя с правой стороны прямые, стриженные под пажа волосы за ухо, Керстин смотрела на них непонимающим взглядом.

— Это мужчина, ему тридцать один год. Его зовут Расмус Ульссон. Умер три с половиной года назад.

— И преступление так и не раскрыли?

Йоста обменялся с Ханной взглядом.

— Да, полиция расценила его как самоубийство. Имелись определенные признаки, и… — Он развел руками.

— Но Марит никогда не жила в Буросе. Во всяком случае, насколько мне известно. Хотя спросите еще у Улы.

— Разумеется, мы побеседуем с Улой, — сказала Ханна. — Стало быть, вы не знаете ничего такого, что можно было бы расценить как возможную связь? Одна из вещей, объединяющих смерть Расмуса и Марит, заключается в том, что в… — она посомневалась, — в момент смерти у них в организмах оказалось большое количество алкоголя, хотя оба никогда не пили. Может, Марит состояла в обществе трезвенников? Или являлась членом какой-нибудь религиозной общины?

Керстин засмеялась, и улыбка несколько оживила ее лицо.

— Марит? Религиозная? Нет, я бы об этом наверняка знала. Мы каждый год посещали рождественскую заутреню, но больше Марит порога церкви не переступала. Она была такой же, как я, — не верующей в полном смысле слова, но сохранившей своего рода детскую веру, убежденность в существовании чего-то еще. Во всяком случае, я на это надеюсь сейчас больше, чем когда-либо, — добавила она тихо.

Сотрудники полиции молчали. Ханна уперлась взглядом в стол, и Йосте показалось, что он заметил, как в ее глазах блеснуло нечто влажное. Он ее прекрасно понимал, несмотря на то что сам уже давно не плакал в присутствии скорбящих. Однако они пришли сюда по заданию, поэтому он осторожно продолжил:

— А имя Расмус Ульссон вам ничего не говорит?

Керстин покачала головой, согревая руки о чашку.

— Нет, я этого имени никогда не слышала.

— Тогда, пожалуй, на данный момент у нас все. Мы, естественно, поговорим и с Улой. Если вдруг что-либо вспомните, пожалуйста, позвоните нам. — Йоста поднялся, и Ханна последовала его примеру. Она, похоже, испытала облегчение.

— Обязательно позвоню, — отозвалась Керстин, продолжая сидеть на месте и явно не собираясь их провожать.

Уже в дверях Йоста не выдержал, обернулся и сказал:

— Керстин, пойдите прогуляйтесь. Сегодня очень хорошая погода. Вам надо выходить и дышать свежим воздухом.

— Вы говорите как Софи, — ответила хозяйка, и ее лицо вновь озарила улыбка. — Но я знаю, что вы правы. Возможно, я после обеда немного пройдусь.

— Отлично, — коротко сказал Йоста и закрыл дверь.

Ханна на него даже не взглянула. Она уже шла на несколько шагов впереди, направляясь к зданию полиции.

Патрик аккуратно положил пакет с рюкзаком на письменный стол. Он не знал, так ли это необходимо — ведь полиция уже все обследовала три с половиной года назад, — но на всякий случай надел перчатки. Не только из чисто профессиональных соображений — ему не нравилась мысль прикасаться голыми руками к засохшей на рюкзаке крови.