Он понимал, что никогда не был для Моргана хоть сколько-то хорошим отцом. Это было слишком трудно. С самого начала сын рос таким, что его трудно было полюбить, и он часто восхищался Моникой за то, что она оказалась способна преданно возиться со столь неласковым, несимпатичным ребенком, каким уродился их сын. Затем его пронзила еще одна мысль: вдруг они представят дело так, будто он посягал на Моргана? Все в нем перевернулось. Ведь Морган — его сын, его плоть и кровь! Он знал, что они так и скажут. Но это будет только лишним доказательством их ограниченности и низости. Ведь это же совсем не одно и то же! Любовь между отцом и сыном и любовь между ним и кем-то еще — это же совершенно разные вещи!

Однако он все-таки любил Моргана. Он знал, что Моника не верит, но это было так. Он только не умел найти к нему подход. Все его попытки Морган отвергал, и он иногда даже думал, не ведет ли Моника исподтишка тонкую политику, чтобы не допустить его сближения с сыном, желая, чтобы тот принадлежал ей одной, тянулся бы только к ней. Кая она ловко отстраняла от сына, и хотя бранила его и обвиняла, будто он не интересуется ребенком, Кай знал, что в душе именно это ее устраивает. И вот он опоздал, теперь уже ничего не изменишь!

Под металлическим светом, лившимся из стеклянной трубки, он лег бочком на пол и свернулся в позе нерожденного младенца.

Судебно-медицинские эксперты в телевизоре за сорок пять минут управились с тремя делами. Они представили все как что-то совершенно не сложное, но Патрик прекрасно понимал, что на самом деле это не так. Однако он все же надеялся, что от Педерсена уже завтра придет ответ по поводу золы на курточке Лиама и комбинезончике Майи.

Начался разбор следующего дела. Полулежа на диване, Патрик лениво смотрел на экран и чувствовал, как его понемногу одолевает сон. Постепенно разные детали стали доходить до его сознания; он выпрямился и напряг внимание. Это расследование происходило в США много лет тому назад, но его обстоятельства показались Патрику какими-то раздражающе знакомыми. Он поспешил нажать кнопку записи, мельком понадеявшись, что не сотрет нечаянно какой-нибудь из мыльных сериалов, которые смотрит Эрика. Иначе конец семейному спокойствию. Именно в таких случаях его милая подруга жизни начинала грозить, что возьмется за старые ржавые ножницы.

Судебно-медицинский эксперт, проводивший анализы под пристальным взглядом камеры, пустился в пространные и подробные объяснения. Он показывал диаграммы и снимки, чтобы с их помощью как можно точнее объяснить ход следствия, и Патрик без труда понимал логику его рассуждений. В мыслях что-то начало проясняться, и он на всякий случай проверил, стоит ли на экране значок, показывающий, что идет запись. Ему необходимо просмотреть это еще раз.

Прокрутив запись трижды, он почувствовал полную уверенность. Однако кое-что требовалось еще освежить в памяти. Понимая, что дело не терпит отлагательства, он с пробудившейся энергией на цыпочках вошел в комнату Эрики. Рядом с ней спала Майя, и он понял, что дочку оставили тут в награду за то, что днем она была умницей и так хорошо спала в коляске.

— Эрика, — позвал он шепотом и тихонько потряс ее за плечо.

Он страшно боялся разбудить Майю, но ему было совершенно необходимо поговорить с Эрикой.

— Угу, — только и послышалось в ответ, но она даже не шевельнулась.

— Эрика, проснись, пожалуйста.

На этот раз она откликнулась на его призыв и, вздрогнув, посмотрела на Патрика ничего не понимающим взглядом:

— Что? Что такое? Майя проснулась? Она кричит? Пойду возьму ее к себе.

Эрика села на кровати и уже собиралась встать.

— Нет-нет, — остановил ее Патрик, осторожно надавив на плечо и побуждая снова лечь. — Тише! Майя спит крепким сном, — добавил он, указывая на сверток, который уже начал беспокойно шевелиться.

— Так что же ты мне спать не даешь? — сердито спросила Эрика. — Если только разбудишь Майю, я тебя убью!

— Я должен спросить у тебя одну вещь. Это срочно.

Он быстро объяснил ей то, что сам едва успел понять, и задал нужный вопрос. Озадаченно помолчав, она через несколько секунд ответила. Он велел ей ложиться и спать дальше, чмокнул в щечку и поспешил вниз. Там он взял телефон и с сосредоточенным выражением набрал какой-то номер, найденный в справочнике. Сейчас была дорога каждая минута.

~~~

Гётеборг, 1958 год

Что-то было не так. Она слишком долго ждала, оставляя все как есть. После смерти Оке прошло уже полтора года, а Пер-Эрик ничего не предпринимал, отделываясь от ее понуканий все более туманными отговорками. В последнее время он даже не старался придумывать какие-то ответы и все реже звонил ей, чтобы пригласить на свидание в отель «Эггерс», который она уже почти возненавидела. С некоторых пор ей стало тошно укладываться на тонкие гостиничные простыни и смотреть на безликую обстановку номера. Совсем не этого ей хотелось, и не этого она заслуживала. Ей полагалось бы поселиться на его огромной вилле, быть хозяйкой на его вечерах, пользоваться уважением, занимать такое положение в обществе, чтобы о ней писали в разделе светских новостей. За кого он ее принимает?

Сидя за рулем автомобиля, Агнес вся дрожала от злости. Из окошка слева от водительского сиденья ей видна была большая белокаменная вилла Пера-Эрика. За гардинами по комнате двигалась какая-то тень. Его «вольво» не ждал на широкой дорожке перед домом. Сейчас утро вторника, в это время он наверняка на работе, и Элисабет сидит дома одна, исполняя роль замечательной хозяйки, каковой и является: подрубает платочки, или чистит серебро, или занимается еще какими-нибудь скучными делами в этом роде, до которых Агнес никогда не опускалась. И уж наверное, нынешняя хозяйка дома даже не подозревает, что ее жизнь вот-вот пойдет прахом.

Агнес не испытывала ни малейших сомнений. Ей даже не приходило в голову объяснить уклончивость Пера-Эрика тем, что его увлечение понемногу проходит и он относится к ней все прохладнее. Нет. Это, конечно, по вине Элисабет он до сих пор не сделал ей предложения. Элисабет изображает из себя такую слабую, жалкую, беспомощную женщину только для того, чтобы удержать его при себе. Но Агнес, в отличие от Пера-Эрика, видела эту игру насквозь. И если у него не хватает мужества прямо объясниться с женой, то Агнес не терзалась никакими угрызениями совести.

Она вышла из машины и, кутаясь от ноябрьского ветра в шубку, решительным шагом быстро направилась к парадной двери.

Элисабет отворила ей сразу, уже со второго звонка, и встретила гостью с улыбкой, при виде которой ту передернуло от презрения. Ей нестерпимо захотелось стереть эту улыбку с лица хозяйки.

— Да это ты, Агнес! Как я рада, что ты решила меня навестить!

Агнес видела, что Элисабет говорит искренно, хотя лицо у нее было немного удивленное. Разумеется, вдова Оке уже бывала у них в доме, по приглашению и по торжественным поводам, но еще ни разу не приходила без предупреждения.