Прежде чем открыть тонкую деревянную дверь и войти в квартиру к жене, он немного постоял на крыльце и перевел дух.
Через стеклянную перегородку перед стойкой дежурного Аннике было хорошо видно всех входящих и уходящих посетителей. Но сегодня день выдался спокойный. Только Мельберг еще сидел у себя в кабинете, и никто не являлся в участок по каким-нибудь неотложным делам. Зато для нее в этот день работы нашлось по горло. Газетная публикация вызвала большой отклик в виде телефонных звонков, хотя пока еще рано было судить, насколько они будут способствовать продвижению следствия. Впрочем, не ее дело это решать. Она только записывала все получаемые сведения, включая имя и телефон информатора: эти записи предназначались на просмотр руководителю следствия, в данном случае Патрику. Ему предстояло стать счастливым получателем целого потока сплетен и необоснованных обвинений, к чему, как она знала по опыту, в основном сводится подобная информация.
Расследуемое сейчас дело вызвало больше звонков, чем обычно. Все, что касается детей, как правило, вызывает у публики бурю эмоций, и тем более если речь идет об убийстве. В целом из телефонных обращений, которые принимала Анника, вырисовывалась довольно неприглядная картина массового сознания среднестатистического жителя Швеции. Прежде всего становилось ясно, что в провинции далеко не так прочно, как в больших городах, укоренилось терпимое отношение к гомосексуалистам. Анника получила множество сигналов о подозрительных субъектах, причем в качестве единственного основания для такого обвинения служила доказанная или лишь предполагаемая принадлежность данного лица к сексуальным меньшинствам. В большинстве случаев выдвигаемые аргументы выглядели смехотворно наивными. Достаточно было иметь необычную профессию, чтобы о человеке сообщили в полицию как об одном «из этих самых, извращенцев». По провинциальной логике, только поэтому его уже можно было обвинить в любых грехах. Так, Анника приняла множество звонков по поводу местного парикмахера, продавца цветочного магазина, некоего учителя, за которым, как оказалось, числилось непростительное пристрастие к розовым рубашкам, и в качестве самого подозрительного фигурировал мужчина, работающий воспитателем детского сада.
Но очередной звонок оказался иного сорта. Женщина на другом конце провода пожелала остаться неизвестной, но факт, о котором она сообщила, представлял несомненный интерес. Анника сосредоточилась и слово в слово зафиксировала все сказанное. Эту запись надо будет положить поверх остального. У нее словно ток пробежал по позвоночнику, и появилось такое чувство, что услышанное ею сейчас окажет решающее влияние на раскрытие дела. Ей так редко доводилось оказываться в центре событий в тот момент, когда в расследовании происходит решающий поворот, что тут она невольно испытала чувство удовлетворения. Возможно, сейчас она пережила именно такой момент. Телефон зазвонил снова, и она сняла трубку. Еще один звонок по поводу продавца из цветочного магазина…
Он раздраженно ходил по рядам, раскладывая на скамейках сборники псалмов. Обыкновенно эта работа доставляла ему удовольствие, но не сегодня. Новомодные штучки! Богослужение с музыкой в пятницу вечером, причем с далеко не богоугодной — разухабистой, веселенькой, а уж если называть вещи своими именами, то просто языческой! Музыку полагается исполнять в церкви только в воскресенье, и притом в основном это должны быть псалмы. В нынешнее время стали играть на службах что попало, а порой народ даже принимается аплодировать. Остается только радоваться, что хотя бы не дошло до такого безобразия, как в Стрёмстаде, где священник то и дело приглашает выступать кого-нибудь из популярных певцов. Сегодня, по крайней мере, участвуют только ученики местной музыкальной школы, а не стокгольмские шалопаи, что колесят по стране с легкомысленными песенками, которые они одинаково весело играют и в Божьем храме, и перед пьяной толпой в парке отдыха.
Несколько псалмов все-таки будет исполнено. Арне аккуратно вывесил их номера на доске справа от хора и отступил на шаг, чтобы посмотреть еще раз, все ли правильно. Он гордился тем, что соблюдает идеальный порядок в каждой мелочи.
Если бы только он мог навести такой же порядок и с людьми! Насколько было бы лучше, если бы вместо всяких там глупостей люди прислушались к нему и последовали его поучениям! В Библии ведь все сказано, расписано до мельчайших подробностей, надо только потрудиться и прочесть.
В душе с новой силой вспыхнула обида за то, что ему не удалось получить профессию священника. Осторожно оглядевшись вокруг и убедившись, что в церкви больше никого нет, Арне отворил калитку, ведущую в хор, и с трепетом приблизился к алтарю. Подняв глаза, он взглянул на распятие с изможденным и измученным Иисусом. Вот что главное в жизни! Смотреть на кровь, проступающую из ран Иисуса, на тернии, вонзающиеся в его чело, и почтительно склонять голову перед этим зрелищем. Он обернулся, окинул взглядом ряды пустых скамеек и мысленным взором увидел их полными народом — его паствой. Он простер руки, и торжественные слова, произнесенные его надтреснутым голосом и подхваченные эхом, гулко разнеслись по церкви:
— Лик Господень да воссияет над вами!
Он видел, как люди проникаются его словами, как благодать вливается в их сердца и они взирают на него с посветлевшими лицами. Арне тихо опустил руки и, скосив глаза, поглядел в сторону кафедры. Туда он никогда не смел заходить, но сегодня словно преисполнился Святого Духа. Если бы отец не встал у него на пути, помешав следовать своему призванию, он сейчас мог бы по праву взойти на кафедру, где, стоя высоко над головами собравшихся, проповедовал бы слово Божие.
Арне сделал несколько осторожных шажков в направлении кафедры, но, едва поднявшись на первую ступень, услышал, как отворилась тяжелая церковная дверь. Он быстро убрал ногу и вернулся к своим обязанностям. Обида, переполнявшая грудь, жгла его изнутри, как кислота.
Магазин подарков работал только три летних месяца и по большим праздникам, поэтому в поисках Жанетты они направились туда, где она зарабатывала на жизнь все остальное время года — в качестве официантки в одном из ресторанчиков Греббестада. Переступая порог, Патрик почувствовал, как у него от голода бурчит в животе, однако для ланча было еще слишком рано, и в ресторане не оказалось посетителей. Между столиками, наводя порядок, неторопливо расхаживала молодая женщина.
— Вы Жанетта Линд?
Она подняла голову и кивнула:
— Да, это я.
— Патрик Хедстрём и Эрнст Лундгрен. Мы из полицейского участка Танумсхеде. Если можно, мы хотели бы задать вам несколько вопросов.
Девушка быстро кивнула еще раз и опустила глаза. Если она была способна делать умозаключения, то должна была догадаться, зачем они пожаловали.
— Не желаете кофе? — спросила Жанетта, и оба радостно закивали.
Пока она хлопотала возле кофеварки, Патрик ее немного рассмотрел. Этот тип был ему хорошо знаком: стройненькая брюнеточка, карие глаза и распущенные волосы ниже плеч. Наверняка считалась первой красавицей в классе, а может быть, и самой хорошенькой девочкой всего выпуска, популярной среди мальчиков, всегда водилась с каким-нибудь старшеклассником из числа самых крутых. С окончанием школы период блестящих успехов для таких девушек завершался, однако они оставались в родных местах, хорошо зная, что тут хотя бы живет воспоминание об их былом звездном статусе, тогда как где-нибудь в более крупном городе, в толпе красоток, они рисковали очутиться на положении серенькой мышки. Глядя на Жанетту, Патрик подумал, что она должна быть гораздо моложе его, а следовательно, и Никласа. Лет двадцать пять, наверное, или чуть меньше.