– Значит, этот твой свидетель видел убийц Артура?
– Ты чего, Петр, забыл? Его сначала застрелили.
– Но как он оказался на полу вместе с женщиной?
– Тут ясно – вывалился из шкафа. Видишь, мы скоро распутаем это дело.
– Ты хочешь сказать, что эти неизвестные мужчина и женщина и есть те люди, которые уже после убийства залезли в квартиру?
– Конечно. Смотри, все сходится. Осталось установить имена. И здесь тоже есть зацепка. Свидетель наш уверяет, что дамочку эту он уже видел в квартире Артура. Но не знает, кто она. А вот мужика он узнал. Вернее, ему кажется, что узнал. Какой-то известный писатель, которого он часто видит по телевизору. Сейчас мы туда рванем вместе, чтобы поспеть до прихода следователя, и устроим опознание по полной программе. Я этому инвалиду покажу, каково приходилось Тухачевскому и Мейерхольду.
– Семен, ну откуда ты можешь знать, каково им приходилось, – по привычке возразил Василий Кузьмич. – Ты же в органы пришел после войны.
– Сослуживцы рассказывали, – на ходу бросил Гнутый. – Давай, поторапливайся, нам еще убийц ловить надо.
К вечеру картина прояснилась.
– Писатели, интеллигенты, космополиты безродные! – бушевал Гнутый. – Сначала перышком чикают, выдумывают, а потом людей убивают. Эх, не успел вождь всех этих писателей под корень извести. Врачей-вредителей за Урал собирался вывезти, а этих надобно было сразу на Чукотку, чтобы повымерзли к едреной бабушке! Весь их Союз писателей.
– Странно! Известный писатель-фантаст, и вдруг… Зачем он полез в квартиру Артура, зачем бил его по голове вазой?
– Фантаст! Давить таких фантастов надо. Только молодежь развращают. Ладно, Кузьмич, поехали, надо слежку за ним организовать. Сейчас адресок выясним – и вперед. Последим немного, а потом я его прихвачу как следует и душу выверну. Все мне расскажет!
– А если его следователь раньше арестует?
– Не боись, там целая процедура, да писатель еще адвокатов понагонит. Все успеем.
Распечатка разговора, которую им дал следователь, оказалась небольшой и несколько невразумительной. Артур и Борис говорили туманно, о вещах, которые им были явно хорошо известны, и единственное, что прозвучало в их беседе отчетливо, – это уже знакомое выражение «гитлеровская карта» и слово «реликвия».
– Ну, и что ты об этом думаешь? – спросил Гнутый у Василия Кузьмича. – Идеи какие-нибудь имеются?
– Пока что нет, но утро вечера мудренее. Авось мы с моей бессонницей что-нибудь и надумаем.
На следующее утро, в пять часов, у Швыряева зазвонил мобильный.
– Василий Кузьмич, это я, – задушенным шепотом заговорил Гнутый. – Писатель бежать собирается, вместе с дамочкой своей. Их у дома такси ждет, едут в аэропорт. Мы – за ними.
– Кто – мы? – удивился спросонья Василий Кузьмич.
– С дружком одним. У него машина, мы вместе тут в засаде сидели. У буржуев этих, правда, иномарка, а у нас «жигуленок», но на хвост им сядем плотно, обещаю. За тобой заезжать времени нет, поэтому хватай любую машину – и в Шереметьево. Там встретимся.
– А если они летят из Домодедово?
– На такси написано: «Официальный перевозчик Шереметьево, так что не болтай лишнего и прыгай в штаны. Начинается настоящее дело!
* * *
В огромном здании аэропорта людей было на удивление мало. Василий Кузьмич сразу же заметил Гнутого, который нервно расхаживал возле одной из стоек регистрации.
– Наконец-то! – воскликнул тот, увидев приятеля. – Паспорт, надеюсь, при себе?
– Естественно, кто ж в наше время без паспорта из дому выходит?
– Доставай!
– А тебе он зачем?
– Не мне, билеты сейчас покупать будем.
Василий Кузьмич на секунду потерял дар речи.
– Какие еще билеты?
– Самолетные, какие же. Наши голубчики, оказывается, летят в Калининград. Нам надо следовать за ними.
– Извини, Семен, я ничего не понимаю…
– Что тут понимать, голова ты садовая? Все просто – они улетают, чтобы провернуть какую-то аферу. Если мы их вовремя накроем, они уже ни за что не отвертятся, как миленькие расскажут, что делали в квартире Артура и зачем били его мертвого по голове. И кто на самом деле его застрелил.
– Но ты уверен, что все это как-то связано между собой?
– Ведь ты ученый, советский ученый! Сам подумай, конечно, связано. Короче, пошли покупать билеты, а то опоздаем на рейс.
– Но как мы полетим? У нас ни вещей необходимых, ни денег. И где мы будем жить в этом самом Калининграде?
– Мы же с тобой испытанные бойцы, – подмигнул ему Гнутый. – Мыло, зубные щетки и другие мелочи купим на месте – я вчера пенсию получил, аж за три месяца сразу. Пенсия у меня, сам понимаешь, военная. На счастье, выложить из пиджака не успел, так что деньги есть. Жить – найдем где. Наверняка можно устроиться у кого-нибудь на квартире.
Покупка билетов прямо перед вылетом превратилась в мучительную нервотрепку. Если бы не железная воля и невероятный напор Гнутого, поездка могла бы и вообще сорваться.
– А знаешь, Кузьмич, я ведь воевал в тех местах, – сказал Гнутый, когда самолет уже поднялся в воздух и у всех пассажиров немного отлегло от сердца. – Точнее, полк наш воевал. Ну и я, пацан еще, тоже участвовал в некоторых боевых операциях. Правда, потом, когда очистили мы от фашистских гадов Восточную Пруссию, помотался с полковником нашим, его фамилия была Летун. Он по заданию командования фронтом занимался розыском украденных ценностей и отправкой их на Родину. Еще оформлял изъятие всякой нужной для нашего хозяйства немецкой техники, научной документации.
– Да уж, – покачал головой Василий Кузьмич, – тебе бы мемуары писать, Семен. Мы бы зачитались.
– Нельзя, – вздохнул Гнутый, – вдруг напишешь чего… Мне мемуары писать не положено. Я еще во время войны научился язык за зубами держать. Вот, например, однажды я слышал, как Летун, сильно поддав, по секрету рассказывал своему приятелю, начальнику штаба, как во время инструктажа член военсовета фронта Богуславский просил обратить пристальное внимание на документы, связанные с реактивными снарядами, ракетами, особыми видами топлива. А уж я этих документов в руках передержал…
Василий Кузьмич заерзал и отвернулся к иллюминатору, пробормотав что-то неразборчивое.
– Эй, погоди-ка, – толкнул его локтем в бок Гнутый. – Что это у тебя, брат, глаз забегал, а?
– Да нет, я просто… высоты боюсь.
– Ничего ты не боишься, – твердо заявил Гнутый. – Ты мне сказать что-то боишься, я же вижу. Ну-ка, облегчи душу.
– Ты про особые виды топлива заговорил, и я сразу кое-что вспомнил… Виноват я, – с раскаяньем признался Василий Кузьмич. – Однажды не удержался, стал рассказывать во время какого-то семейного застолья про всякие интересные открытия последнего времени, чуток и про свою работу похвастался. Я уже тогда собрался увольняться, ну вот бдительность и потерял. Артуру тогда лет десять, наверное, было. Я и подумать не мог, что он из моего рассказа хоть что-то понял. Но потом выяснилось, что не только понял, но и неплохо запомнил. В общем, где-то года два назад звонит мне племянничек и просит встретиться. Разговор, мол, есть…