Палата была снаружи закрыта на засов.
Николай снова огляделся, убедился, что в коридоре нет ни души, и вошел внутрь.
Ему сразу стало не по себе.
В палате лежало человек двадцать. Это были мужчины самого разного возраста, от двадцати до семидесяти лет. Кто-то из них тихо хныкал, как обиженный ребенок, кто-то громко мычал, кто-то нечленораздельно бормотал, как иногда разговаривают люди во сне. Еще один пациент, тупо глядя в потолок, повторял на одной ноте:
— Гу! Гу! Гу!
При этом на губах его лопались круглые пузыри.
Толстый лысый мужик, сидя на кровати, с недовольным пыхтением пытался дотянуться до большого пальца ноги. Из дальнего угла доносилось громкое кудахтанье.
— Матерь божья! — проговорил участковый, оглядевшись.
Он повидал в своей жизни много страшного и отвратительного, ведь работал не где-нибудь, а в полиции, но эта палата, пожалуй, была хуже всего, что ему приходилось видеть, потому что нет ничего страшнее человеческого безумия.
А самое главное, Николай понял, что зря пришел в эту обитель скорби, что здесь он ничего не узнает. Даже если здешние пациенты видели что-то важное, они никому ничего не смогут рассказать.
Он уже отступил к двери, как вдруг рядом раздался вполне нормальный голос:
— Мужик, у тебя покурить не найдется?
Николай вздрогнул и оглянулся.
На кровати возле окна сидел тот самый «овощ», который только что гундосил на одной ноте. Теперь его взгляд был вполне осмысленным, никаких пузырей на губах не было.
— Курить хочется — сил нет! — повторил он совершенно нормальным голосом.
— Так ты что — не псих? — опасливо проговорил Николай, доставая из кармана сигареты.
— Да вроде с утра не был, хотя от такой жизни можно свихнуться… — мужчина прикурил, жадно затянулся, и на лице его разлилось выражение неземного блаженства. — Ух, хорошо! Давно не курил…
— Так что — тут все симулянты, что ли? — Участковый недоверчиво оглядел палату.
— Не, здесь все, кроме меня, психи! Не бойся — они ничего не соображают!
— Да мне-то чего бояться… — участковый присел на край кровати. — А чего ты-то тут делаешь, среди этих «овощей»?
— Прячусь… — симулянт тяжело вздохнул.
— Ты что — в розыске?
— В розыске, да не в полицейском… ты, мужик, не говори никому… — мужчина понизил голос. — Я, понимаешь, в аварию попал, разбил машину одному крутому авторитету. Он меня обещал, если выздоровею, в бетон закатать, так что мне отсюда выхода нет, только на кладбище. Вот, пока придуриваюсь…
— Так страшно же среди дуриков лежать… мало ли что им в голову взбредет!
— Они почти все безобидные! Один только был опасный, так и тот сбежал…
— Это Прохоров, что ли? — оживился Николай.
— А ты откуда знаешь? — Симулянт подозрительно взглянул на участкового.
— Я его, этого Прохорова, разыскиваю… у меня за ним должок имеется…
Николай увидел опасливое выражение в глазах собеседника и поспешил успокоить его:
— Не бойся, парень… я тебя никому не выдам… расскажи-ка, что здесь случилось.
Симулянт вздохнул.
— А курева еще дашь?
— Да забирай всю пачку!
— Ну ладно… тогда слушай. Он тут давно лежал, Прохоров этот, еще до моего прихода. Операцию ему какую-то делали, в голове копались, и после нее он вроде память потерял и соображать вовсе перестал. Лежал, как эти, только пузыри пускал… Но в последние месяцы стал я замечать, что он понемногу в себя приходит. Вроде смотрит иногда осмысленно, да и вообще… когда долго одних психов вокруг себя видишь, начинаешь замечать разницу.
Рассказчик помолчал, глубоко затянулся и продолжил:
— А три дня назад, ночью, он как закричит… я сразу подумал — не к добру это. Через несколько минут пришел санитар, молодой парень. Хороший такой парнишка, студент из медицинского. Остальные-то больных за людей не считали, а этот был заботливый…
Рассказчик снова замолчал, видно было, что ему трудно продолжать, воспоминания причиняли ему мучения.
— В общем, подошел этот парень к Прохорову, посмотрел на него, одеяло поправил, пульс проверил, а тот вдруг его за горло схватил и стал душить…
Лицо рассказчика побледнело, он задрожал, заново переживая ту страшную ночь.
— Самое жуткое, что все это без звука… не то чтобы в тишине, наоборот… парень только хрипит, да «овощи» вокруг расшумелись, чувствуют, что страшное рядом творится… в общем, задушил он санитара, на свою койку положил, а сам под соседней кроватью спрятался. Через какое-то время второй санитар пришел, Анатолий, мерзкий такой тип… нашел он студента убитого, поднял тревогу, но я видел, как Прохоров под шумок из палаты выскользнул… потом здесь большой переполох был, весь больничный персонал у нас в отделении собрался, но так его и не нашли, не иначе, помог ему кто-то из местных. А затем начальство распорядилось дело замять. Они страсть как всяких проверок боятся — какие-то тут темные дела прокручивают, если полиция начнет следствие, эти их штучки вскроются. В общем, Славика, того санитара убитого, в морг отвезли. Он из другого города, здесь ни родни, ни знакомых, так что шум никто поднимать не станет…
— А откуда ты-то все это знаешь? — подозрительно осведомился Николай.
— Так дежурный, доктор Зароев, в нашей палате с Копыткиным этим, кто со Славиком дежурил, обо всем разговаривал. Нас, «овощей», за людей не считают и при нас такие разговоры ведут — диву даешься! Я здесь пока лежу, такого наслушался…
— Слушай, — оживился вдруг Николай, — а того авторитета, которому ты машину разбил, как зовут?
— Как зовут — не знаю, а кличка у него — Ящик. Несколько раз его охранники так между собой называли… страшный человек! Если он узнает, что я выздоровел, — все, мне кранты!
— Так я тебе что скажу! Ты можешь заканчивать свою симуляцию, считай, амнистия тебе вышла!
— Это как?
— Убили твоего Ящика! Полгода уже как на стрелке подстрелили. Другой авторитет его уложил, по кличке Молоток. Чего-то они с ним не поделили…
— Да ты что, мужик, серьезно? — Собеседник Николая побледнел от волнения. — Ничего не путаешь? Не врешь?
— Да чего мне врать-то? Своими глазами свидетельство о смерти видел! Семь пулевых ранений, из них четыре смертельных.
— Ох, так это и вправду мне можно завязывать с симуляцией, можно выписываться из этого дурдома…
Он вдруг помрачнел, тяжело вздохнул и проговорил:
— А вообще-то неизвестно, где хуже — здесь или на воле… тут хоть все психи безобидные…
«Ага, безобидные, — подумал Николай, — лежит такой «овощ» спокойно, а потом вдруг очухается и убивает первого попавшегося… Странные дела творятся в этой больнице, ей-богу!»