Но прошло время — и она вновь привыкла к мышьему своему положению и стала думать, что мучившееся чудо ей, должно быть, привиделось во сне.
Эту историю он слышал в детстве. Но сейчас он и сам — в поднебесье, откуда можно видеть бирюзово-синее море, белоснежные яхты, маленьких, как муравьи, людей, натянутые на пляже тенты, холмы, а слева — линию горизонта, за которой простирается Африка со всеми своими проблемами.
Земля приближается стремительно. «Надо при каждом удобном случае глядеть на людей с высоты, — думает он. — Только так можно оценить их истинные размеры».
А Ева то ли томилась, то ли была раздражена чем-то. Хамид никогда не мог бы сказать, что происходит в голове у этой женщины, хотя они были вместе уже больше двух лет. Как ни тошно им в Каннах, уехать раньше срока невозможно: Ева уже должна была привыкнуть к тому, что жизнь ее нынешнего мужа мало чем отличается от жизни предыдущего — ужины, от участия в которых нельзя уклониться, вечера, которые надо организовывать, постоянная смена стран, континентов, языков…
«Интересно, она и раньше вела себя так… или разлюбила меня?»
Запретные мысли. Гони их от себя, думай, пожалуйста, о другом.
Из-за шума двигателей беседовать можно было только по переговорному устройству. Однако Ева не вынула наушники со встроенным микрофоном из специального гнезда сбоку от своего кресла, и даже если бы он сейчас попросил ее надеть их, чтобы в тысячный раз сказать ей, что нет в его жизни никого важнее и дороже ее, что он сделает все возможное, чтобы эта неделя на ее первом фестивале прошла как можно лучше, все равно это было бы невозможно — система устроена так, что пилот слышит разговоры пассажиров, а Ева терпеть не может публичные излияния и нежности.
Стеклянная каплевидная капсула совсем скоро опустится на пирс. Уже можно различить внизу огромный белый «Мауbасh», самое дорогое и совершенное творение концерна «Mercedes-Benz». Еще несколько минут — и они окажутся в его роскошном салоне, где звучит расслабляющая музыка, а если нажать кнопку, открываются створки выдвижного бара с ледяным шампанским и лучшей в мире минеральной водой.
Он посмотрел на свои платиновые часы — точную, сертифицированную копию одной из самых первых моделей, произведенных на маленькой фабрике в городе Шаффхаузен. В отличие от женщин, которые имеют право тратить целые состояния на бриллианты, единственная драгоценность, которую может позволить себе мужчина с хорошим вкусом, — это часы, оценить же истинное значение тех, что поблескивают у него на запястье и редко фигурируют в рекламе глянцевых журналов, под силу только знатокам.
Это, между прочим, и есть подлинная изысканность: знать, что обладаешь чем-то таким, о чем другие не только не мечтают, но даже не имеют понятия.
Скоро два, а до открытия нью-йоркской биржи ему нужно успеть поговорить с дилером. Он позвонит — всего один раз — и даст инструкции на сегодня. Зарабатывать деньги в «казино», как называл он инвестиционные фонды, — не самое любимое его занятие, однако следует делать вид, что он внимательно следит за каждым шагом своих управляющих и брокеров. Они под защитой и под наблюдением шейха, но все равно нужно показывать, что и он в курсе всего происходящего.
Но он не даст ни одного конкретного указания насчет того, какие акции покупать, какие — продавать. Ибо его энергия направлена на иное: сегодня по крайней мере две актрисы — знаменитая и пока безвестная — появятся на красном ковре в его туалетах. Да, разумеется, он может все поручить своим помощникам, и они справятся, но ему доставляет удовольствие во все вникать лично, хотя бы для того, чтобы постоянно напоминать себе самому, что нет ничего незначащего и маловажного и что даже на миг нельзя терять контакт с той основой, на которой вознеслась его империя. А помимо этого, он собирается здесь, во Франции, проводить с Евой как можно больше времени, знакомить ее с интересными людьми, гулять по пляжу, обедать вдвоем в никому не известном ресторанчике, в соседнем городке, шагать, взяв ее за руку, по виноградникам — вот они виднеются сейчас на горизонте.
Хотя в его весьма пространном донжуанском списке значилось немало женщин, желанных для всех, до встречи с Евой он считал, что не может испытывать страсти к чему-либо, кроме своего дела. Эта встреча сделала его другим человеком: уже два года он с нею, а его любовь только крепнет и растет.
И ничего подобного он прежде не испытывал.
Он, Хамид Хусейн, один из самых прославленных модельеров современности, «светлая сторона» — только не Луны, а гигантской международной корпорации, специализирующейся на роскоши и гламуре. Он, боровшийся против всего и всех, преодолел предрассудки, с которыми неизбежно сталкивается уроженец Ближнего Востока и мусульманин, сумел использовать многовековую мудрость своего племени для того, чтобы выжить, выучиться, победить и занять место на вершине. Нет, вопреки расхожему мнению, он происходит не из богатой семьи и не имеет никакого отношения к нефти. Его отец торговал тканями и в один прекрасный день попал в милость к некоему шейху всего лишь потому, что просто отказался выполнить его повеление.
И теперь, оказываясь перед трудным выбором, он неизменно вспоминает этот урок, полученный еще в отрочестве, — иногда следует сказать «нет», даже если это очень рискованно. И в абсолютном большинстве случаев он принимал верное решение. А если все же и приходилось изредка совершать промахи, последствия оказывались не столь серьезны, как ожидалось.
Да, отец… Он так и не увидел, каких высот достиг его сын… Отец, у которого хватило мужества, когда шейх начал скупать земли, чтобы возвести в пустыне современнейший город — истинное чудо цивилизации, ответить его посланцам:
«Нет, не продам. Мой род живет здесь уже много веков. Здесь похоронены мои предки. Здесь мы учились выживать, противостояли захватчикам и песчаным бурям. Место, которое Всевышний вверил нашему попечению, не продается».
Хамид Хусейн вспоминает, как это было.
Посланцы набавляли. Отец отказывался наотрез. Ничего не добившись деньгами, они, разъярясь от неудачи, решили пойти на все, чтобы изгнать упрямца. Шейх терял терпение: он торопился начать осуществление своего грандиозного проекта, ибо нефть с каждым годом росла в цене, и деньги надо было успеть вложить в строительство, прежде чем природные богатства истощатся и исчезнет возможность создать инфраструктуру, привлекательную для иностранных инвестиций.
Но какие бы деньги ни предлагали старому Хусейну, он продолжал отказываться. И тогда шейх понял, что пора поговорить с ним самому.
— Я могу дать тебе все, что ты пожелаешь, — сказал он торговцу.
— Что ж, дай образование моему сыну. Ему уже шестнадцать лет, а здесь, в захолустье, для него нет пути.
— Согласен. Но за это ты продашь мне свой дом.