Давая себе подобное обещание, я прекрасно понимал, что это будет трудно. Неимоверно трудно. Не имея хорошей рабочей специальности, я не мог претендовать на хорошо оплачиваемую работу, а простой рабочей силы в городе хватало с избытком, но, несмотря на трудности, я смотрел в будущее с оптимизмом. Заказав еще одну порцию пончиков, я за едой принялся составлять план на ближайшие несколько дней: – Для начала найду себе приличный ночлег, погуляю по городу, а завтра с самого утра пройдусь по магазинам и торговым конторам. Читать, считать, писать – я умею. Знаю русский и французский языки. Чем черт не шутит, может и удастся в какую-нибудь контору устроиться! Только вот как с рекомендациями быть? На такую работу просто так с улицы не берут. Впрочем, можно начать и с грузчика. Не получится – схожу в порт. Говорят, что там время от времени можно найти подработку. Потом, когда устроюсь, через год – полтора можно будет подумать о собственном бизнесе. Я буду миллионером, во что бы то ни стало!».
В приподнятом настроении вышел на улицу. Сначала шел поКларк-стрит мимо табачных лавок, магазинов ношеной одежды, дешевых ресторанов и десятицентовых танцзалов, где мужчинам – посетителям навязывали свое мастерство проститутки, затем, свернув за угол, двинулся в направлении северной части Чикаго, Норт-сайда – района богатых людей. Я еще только подходил к нему, как услышал шум оживленного уличного движения – гудки автомобильных сигналов, звонки трамваев, бряканье упряжи и лязг копыт лошадей, запряженных в конные экипажи. Выйдя на широкую и чистую улицу, я был поражен роскошью витрин магазинов, зеркальными дверьми ресторанов, которые охранялись бородатыми швейцарами, ярким, цветным калейдоскопом платьев, накидок, зонтиков женщин и строгими, но явно пошитыми на заказ у дорогих портных, костюмами мужчин. Я словно попал в другой мир, где было чисто, светло, безопасно. Ощутить такое может только человек, которому постоянно приходилось жить настороже. Дело в том, что живя в квартале, где в основном жили поляки, чехи и словаки, я был для них тем, кем они – для Америки. Чужаком. Я нередко слышал в свой адрес оскорбления и ругательства, также меня нередко пытались спровоцировать на драку, но после того, как я отправил в больницу двух отъявленных драчунов, меня перестали задевать, но не перестали ненавидеть. Когда я это понял, то ненависть стала обоюдной.
Идя по улице и глядя на хорошо одетых мужчин и женщин, я думал о том, что придет время и я, как эти чисто выбритые, пахнущие дорогим одеколоном, хорошо одетые мужчины, буду прогуливаться по Мичиган – авеню, самой шикарной улице северной части Чикаго. Я не обращал внимания на косые взгляды гуляющей публики, пока не дошел до ресторана с зеркальными дверями, где увидел свое отражение на фоне шикарно одетой публики. Острое чувство ущербности, словно ножом резануло по моему самолюбию. Еще час назад я был доволен своим костюмом, пусть далеко не совершенством, но сейчас… я выглядел грязным пятном на этом цветастом празднике жизни. Пряча глаза, я быстро зашагал прочь.
«Все! Хватит бесплодных мечтаний! Надо идти искать жилье! Так. Сориентируемся. Я нахожусь… – и тут мой позвоночник пронзила огненной иглой боль. Резко развернулся. Передо мной стоял полицейский. В глазах настороженность и злость, а в голосе угроза: – Я тебя не знаю. Кто ты?! – но видимо почувствовав мою растерянность, коп сбавил тон: – Вали отсюда, парень, пока снова не вытянул тебя дубинкой!
Я старался уважать закон, поэтому быстро сумел пригасить вспыхнувшую во мне ярость.
– Хорошо, офицер. Мне не нужно неприятностей. Уже ухожу!
Только начал разворачиваться, чтобы уйти, как послышался смех. Противный, ехидный смех. Бросил неприязненный взгляд в сторону бара, у входа в который стояли два парня. Костюм каждого из них стоил не менее полусотни долларов. Мягкие шляпы сдвинуты на затылок. У одного из них изо рта торчала сигара. Увидев, что я на них смотрю, один из них, тип с тяжелым квадратным подбородком, весело закричал полицейскому: – Так его, Багси! Гони босяка! Гони его с наших улиц!
Я уже решил не обращать на них внимания, как второй молодчик, достав изо рта сигару, крикнул:
– Эй, засранец! Хочешь заработать доллар?!
Некоторое время он смотрел на меня, ожидая ответа, но не получив, снова крикнул:
– По глазам вижу, что хочешь! Вылижи мне туфли языком – получишь! Клянусь окурком этой кубинской сигары!
Квадратный подбородок, услышав шутку приятеля, прямо-таки заржал, так ему стало смешно. Ярость затуманила мой рассудок. Сжав правую руку в кулак, я быстро подошел к ним. Мой угрожающий вид мгновенно стер улыбки с их лиц.
– Попробуй повторить, что только что сказал и настанет твоя очередь лизать мне башмаки!
К сожалению, охваченный яростью, я совсем забыл о полицейском. Удар дубинки по голове заставил меня застонать и пошатнуться, а последнее, что я видел, был тусклый отблеск на кастете, надетый на руку бандита с квадратным подбородком.
Очнулся я возле мусорных баков. Первое же движение исторгло из меня стон боли. Голова просто раскалывалась на части.
– А-а-а! Ох! Как больно… Черт! Где я? Что со мной?
Не успел вопрос прозвучать, как уже в следующее мгновение я вспомнил, что произошло.
– Козлы! Ублюдки! Только попадитесь! Блин! Моя голова… Ох! Что это за место?
Стараясь не делать резких движений, осторожно огляделся. Я сидел у стены рядом с баками и ящиками с пищевыми отходами, над которыми висел рой противных сизых мух. Опираясь на мусорный бак, осторожно поднялся. Несколько минут ждал, пока перед глазами рассеется муть, потом осторожно потрогал голову. Левая ее часть была в запекшейся крови.
«Проклятье! Сколько времени я так пролежал? О, Господи! Деньги!».
Сначала залез во внутренний карман пиджака, потом пошарил по остальным карманам. Сорок долларов исчезли. Осталась только мелочь и десятка, которую я свернул трубочкой и засунул в дырку подкладки пиджака. Я лишился не только денег, но и возможности без спешки найти работу. Да еще разбитая голова. Дикая злоба вихрем закрутилась у меня в душе, а мозг запылал от ярости. Мне хотелось ломать кости и крушить челюсти.
– Гады! Гады!! Мать вашу!
Но уже спустя несколько минут ярость растворилась под напором боли, сверлящей левый висок. Выбравшись из проулка, я тихо побрел в поисках ближайшей больницы. Мне повезло. Городская муниципальная больница оказалось сравнительно недалеко, всего в двадцати минутах ходьбы. Мою рану обработали и перевязали, дали пару таблеток аспирина, после чего сравнительно вежливо попросили уходить и больше не приходить. Вежливо поблагодарив сестру, сделавшую мне перевязку, я вышел на улицу. Некоторое время шел в толпе, пока не понял: мне надо побыть одному в тишине и спокойствии, чтобы обдумать все, как следует. На мое счастье через квартал я наткнулся на небольшой парк. Сел на скамейку рядом с пожилой женщиной, кормившей воробьев и голубей хлебом. Некоторое время бездумно смотрел на птиц, копошившихся у ее ног и ссорившихся из-за хлебных крошек, потом попытался понять, что мне делать дальше. Нормально мыслить мне мешало чувство злости и бессилия, так как я прекрасно понимал, что в моем положении бессмысленно мечтать о мести. Дело было не в страхе, а в понимании жизни. Те двое, без сомнения, были бандитами одной из преступных группировок. Гангстеры. Хозяева Чикаго. Эти не станут думать, перед тем как нажать на курок, когда я снова окажусь у них на пути. О мести копу вообще речи быть не могло. За ним стоит закон. Стоит только прийти в участок и заикнуться о неправомерности его действий, как тут же будет состряпано дело, после чего я окажусь в тюрьме с отбитыми почками. Кто я для всех них? Босяк. Бездомный бродяга. На меня можно плевать, ругать, даже убить. Я никому не нужен, кроме самого себя.