— Опустить оружие, всем! — мой ствол упал на землю, и я, повернувшись к Эду и к застывшему, как статуя Лехе, рявкнул: — Я кому сказал?! Стволы на землю…
Они подчинились. Дурак, на что надеешься, на чудо? Чуда не будет. Теперь смерть ребят тоже на мне. Хотя, наверное, мы бы все равно умерли, трудно представить, что нас отпустили бы живыми. А ложбинка, в которой мы остановились на отдых, — не самое лучшее место для ведения длительного боя. Но в этом случае мы хоть кого-нибудь, да утащили бы с собой в могилу, а так… Справа и слева показались обошедшие нас с боков «духи». Неужели все?
Нас связали, не обыскивая и даже не снимая разгрузок, изъяли только ножи и гранаты, и все. Правильно — зачем тащить тяжелое снаряжение на себе, если это могут сделать пленники?
Нас погнали вниз, кажется, во все тот же кишлак, куда ушли за продуктами Исмаил и его люди. Неужели он нас предал? Но почему? И почему только сейчас? Мог же сделать это еще тогда, в кишлаке у Абдулы Разаха. Пресловутое гостеприимство? Странно и непонятно. Я размышлял над этим и не мог прийти к однозначному выводу. Все прояснилось, когда нас, проведя через весь кишлак, втолкнули в какой-то усаженный деревьями двор — Исмаил-Хан и его спутники находились там же — связанные.
— Ах, мать моя женщина! — выругался Леха. Он, наверное, еще лелеял надежду, что наши сопровождающие придут и освободят нас. Надежда угасла, так и не разгоревшись из искры в пламя.
— А вот и наши шурави! — распростер руки, будто собираясь меня обнять, стоявший посередине двора круглый розовощекий бородач, в котором я для себя почему-то определил Хамида, двоюродного или троюродного брата все того же сволочного старейшины. — К стене их! — приказал Хамид приведшим нас моджахедам. — И привязать за ноги, как собак!
«Духи» бросились поспешно выполнять указания своего главаря. Нас стреножили и привязали к идущему вдоль стены деревянному брусу.
— Оружие заберите с собой! — Хамид продолжал отдавать распоряжения.
Подхватив наше оружие и рюкзаки, большинство пленивших нас моджахедов ушло. Осталось трое — двое приставленных для нашей охраны и сам Хамид, с задумчивым видом разглядывавший наши лица. Он все еще созерцал нас, когда во двор заглянул увешанный оружием старик. При виде стоявшей у стены девушки он цокнул языком, всплеснул руками.
— Ах, ах, кака ханум! — он снова поцокал, похабно ухмыльнулся. — Афганска ханум… маленька, шурави ханум… большая. Моджахетдин контрол?
Я невольно дернулся на своей привязи, порываясь убить эту языкатую сволочь.
— Не трать силы, — посоветовал Хамид, — он шутит, товар должен оставаться целым, тогда он стоит дороже.
Ну, вот хоть какая-то определенность, нас действительно собрались продать пендосам. Вооруженный старик, шмыгнув носом, нырнул обратно на улицу. А я попытался воззвать к совести пленившего нас моджахеда.
— Послушайте, вы не понимаете, что творите. Мы хотим рассказать миру…
— Слышал, слышал, — перебил меня брат старейшины. — Эти говорили, — он кивнул на связанных по рукам и ногам Исмаила и его спутников. — Американцы перестреляли всех жителей кишлака… Ха, эка невидаль! Что с того? Кто они, эти убитые? Если бы там были мои друзья или родственники, я бы знал. Если же в том селении жили мои враги, то я еще должен благодарить американцев за помощь. Да кто бы там ни был, что мне зря тосковать и печалиться? К ним пришла смерть, значит, на то была воля Аллаха. Ничто на земле не проходит без ведома его. Жаль, что вы у нас ненадолго, я бы поведал вам несколько слов мудрости, но, увы, скоро за вами прилетят американские вертолеты, и мы с вами распрощаемся. Не повезло вам, будь награда поменьше — мы бы еще подумали. Не повезло. Да, не повезло, — повторил он несколько раз подряд. — Вы двое, — обратился он к стоявшим в ожидании моджахетдинам, — остаетесь здесь, когда прилетят америкосы, напомните остальным, чтобы не забыли снять с этих, — указательный палец ткнулся в стоявшего по центру Эдуарда, — разгрузки. Они нам еще понадобятся. Война предстоит еще долгая.
— Слушаемся, — молитвенно сложив ладони, «духи» слегка наклонили головы в знак уважения к главарю, а тот, окинув нас на прощание презрительным взглядом, развернулся и, широко шагая, направился к выходу. По пути он пнул подвернувшийся под ногу камешек, и тот, срикошетив от стены, подкатился мне под ноги.
«В жизни не угадаешь, от кого прилетит и к кому вернется», — не знаю почему, но именно этот серый камень придал новое направление моим мыслям.
С каждой секундой все больше и больше боясь опоздать, тем не менее я выждал не менее получаса, прежде чем начал делать совершенно определенные движения. Я приседал, сжимая колени, то с трудом вставал, то морщился, то начинал ходить, едва переставляя ноги, наконец «не выдержал».
— Э, — обратился я к нашим сторожам, уже давно и с интересом наблюдавшим за моими манипуляциями. — Э… пожалуйста, э, — я начал крутить головой, морщить лицо, показывая, что мне «надо». Они засмеялись. Я, крутанув шеей, будто ведя ее по лезвию ножа, попытался показать, что мне «очень надо».
— Совсем плохо? — один из часовых выказал понимание русского языка.
— Очень надо, рафик, — я попытался изобразить столь скорбную рожу, что мне должны были позавидовать все клоуны мира.
— Какой я тебе рафик? Дуй в штаны! — рассмеялся знаток русского языка.
— Мне надо! — я показал взглядом на отвернувшуюся и изо всех сил делавшую вид, что не слышит нашего разговора, Аллу, намекая на свою стеснительность, и молча присел, широко расставив ноги.
— Вот и дави в штаны, — охранники расхохотались.
— Я прошу вас! — взмолился я. Хотелось бы добавить нечто подобное «Магомед велел помогать людям», но поостерегся, а то, кто знает, что говорил пророк по этому поводу.
— Давай развяжем его, Али, а то гляди, и впрямь наваляет полные штаны. А нам потом тут стой и нюхай.
— Вон яма, — тот, которого звали Али, кивнул на угол двора. — Сам поведешь.
Второй, соглашаясь, кивнул.
Доброта часто подводит людей, по своей доброте я оказался в плену. Когда моя нога оказалась свободна от пут, я, рассыпаясь в благодарностях, пошел вперед, мешая идущему за мной душману развязать стягивающий мои руки узел. Мне нужно было в момент, когда путы наконец спадут, оказаться как раз между охранниками. Развязывая веревку, душман смеялся. Но не долго, едва я почувствовал, что руки свободны и слегка пошевелил пальцами, убеждаясь, что они не успели затечь, как сразу ударил Али ногой, выбивая из рук оружие и нанося следующий удар в пах. Второй сторож еще сохранял на лице улыбку — видимо, человека, не имеющего в руках ни ножа, ни автомата, он всерьез не воспринимал, а зря. Мне не требовалось оружия, чтобы, выбросив вперед руку, сжать пальцы так, что они смяли хрящ гортани и пережали горло. Али сквозь боль все еще пытался подобрать выпавшее из рук оружие, а его напарник уже падал на землю мертвым. Его же автомат всей тяжестью приклада обрушился на голову наконец ухватившего оружие напарника, и тот со стоном повалился на землю. Теперь терять нельзя было ни секунды. Выхватив из разгрузки нож, я черканул им по сонной артерии стонущего Али и, уже не оглядываясь, побежал к своим связанным товарищам.