– Вы уверены, товарищ подполковник, что здесь перевозили собак? – строго, и глядя мне прямо в глаза, спросил капитан уголовного розыска.
Он хотел услышать от меня, как я понял, что-то относительно следов, обнаруженных рядом с телом возле машины. Слава богу, не с телом Владимира Николаевича, как я уже знал.
Но ответить я не успел. И хорошо, потому что сразу придумать подходящий ответ не сумел. Сначала я снял с сетки «рабицы» клок рыжевато-черной негустой шерсти, одновременно обдумывая ответ, и положил шерсть в карман вроде бы простым машинальным движением. А потом в чехле на поясе подала сигнал вызова моя трубка. Я вытащил ее, посмотрел на определитель и теперь уже номер узнал. Звонила Елизавета Николаевна.
– Извините, – сказал я капитану, – со службы кому-то понадобился.
Я отошел подальше в сторону, чтобы разговаривать без свидетелей. На стройке неподалеку работал бульдозер, и звук его двигателя мешал капитану слышать мои негромкие слова.
– Слушаю вас, Елизавета Николаевна, – отозвался я.
– Андрей Васильевич! Андрей Васильевич! – заголосила она так громко, что я испугался, как бы Чукабарова не перекричала бульдозерный двигатель.
– Я слушаю вас, – сказал я так спокойно, что мне самому зевнуть захотелось. Было бы неплохо, чтобы мое состояние и ей передалось. Но это были мечты наивного человека. Ослабить ее истеричные реакции было выше моих сил.
– Я вспомнила! Я вспомнила! – продолжала Чукабарова.
– Я душевно за вас рад.
– Это не он! Это не он!
Дурное, надо сказать, правило, каждую фразу повторять дважды. Впрочем, воспитывать Елизавету Николаевну в мои планы не входило, да и поздно уже было, наверное.
– Надеюсь, это хорошо, только я не понимаю, о чем вы говорите.
Конечно, я догадывался, о чем, вернее, о ком она говорит. Но вида не подавал.
– Это не Владимир там, в морге. Это не он!
– Почему вы так решили?
– У Владимира рука была сильно прокушена собакой. Предплечье. Сильные шрамы были. У этого… У тела… Шрамов на руке нет.
Что-то я когда-то слышал про флюиды, которые в воздухе витают. Наверное, они существуют в действительности. Эти флюиды когда-то помогли итальянскому маркизу Гильермо Маркони и русскому профессору и инженеру Александру Степановичу Попову независимо друг от друга изобрести радио. Попов испытал свой прибор на шесть месяцев раньше, чем Маркони, но Маркони, как практичный европеец, сумел запатентовать свое изобретение, и даже получил за него Нобелевскую премию. А Попов до сих пор считается изобретателем радио только в России. Мы только что разговаривали с капитаном уголовного розыска о том, как собака грызла предплечье отставного капитана Чукабарова, и почти одновременно об этом же на другом конце города вспомнила Елизавета Николаевна Чукабарова. Но нам с капитаном мои воспоминания дивидендов не принесли, а она, осматривавшая тело погибшего на предмет опознания, только сейчас вспомнила о заметных шрамах на руке брата.
– И что вы хотите сказать мне? – спросил я негромко.
Бульдозер не мешал ей меня слышать.
– Это не он. Это не тело Владимира.
– Я знаю. Но вы пока никому об этом не говорите. Очень вас прошу. Иначе и у вас, и у всех нас, и, в первую очередь, у Владимира Николаевича могут быть большие сложности, легко переходящие в неприятности с угрозой для жизни. Вполне реальной угрозой, потому что те люди, которые за ним охотятся, ни перед чем не остановятся. Очень вас прошу вести себя благоразумно. И вообще, постарайтесь взять отпуск, что ли, и никому на глаза не показывайтесь. Просто изображайте убитого горем человека. Это все, что от вас требуется.
– Я поняла. Я постараюсь.
– Елизавета Николаевна… От вас сейчас многое зависит. Хотите спасти брата, затаитесь и никому ничего не говорите. Никому вида не показывайте, будто вы что-то знаете. Иначе и вас, и Владимира Николаевича могут убить.
– А вас?
– И меня, наверное. Но меня убить сложно. А вас достаточно просто. Потому и будьте осторожны. Настоятельно вам рекомендую.
– Господи, да что же это происходит… – запричитала она, выходя на новый, слегка иной тон разговора, но проходящий по параллельной орбите.
– До свидания… – прервал я готовую, кажется, вырваться новую порцию стенаний.
И вернулся к капитану.
– На службу требуют? – спросил Ставров.
– Нет. Я в отпуске. Просто товарищи интересуются, когда меня навестить можно. Вчера одна группа отпускников навещала. До сих пор голова слегка побаливает. Сегодня другая приедет. Без комбата, они считают, компания не компания. Я с этим соглашусь.
– Голову можно подлечить. У меня в сейфе лекарство стоит. Непочатое…
– Спасибо. Я за рулем не употребляю. Но в кабинет к вам, с вашего разрешения, я хотел бы вернуться. Это касательно вашего вопроса о том, кого перевозили в машине. Мне Елизавета Николаевна говорила про фотографии каких-то следов, которые вы ей показывали. Можно и мне хоть одним глазком глянуть?
Капитан Ставров посмотрел на часы.
– Пока следователь не забрал материалы, почему бы не глянуть. Пойдемте…
Он с силой хлопнул дверцей «уазика», закрывая багажник. Нажал на пульте кнопку управления центральным замком и первым пошел к выходу из двора. Как раз открылись ворота, чтобы запустить полицейскую машину, и мы покинули двор, минуя КПП…
* * *
Фотографии были крупные, распечатанные, как я понял, на фотопринтере. Шесть штук, и на каждом разный след. Хотя, как было понятно, следы одного существа. Следы на снимках были сильно увеличены, но так их рассмотреть было даже легче. На одном из снимков для сохранения пропорций, как делают обычно фотографы следственных бригад, положена линейка с ясными сантиметровыми делениями. Таким образом, размер обуви для этого существа определить было несложно.
– Я по собачьим следам не самый крупный специалист. Но сегодня вечером в компании других офицеров спецназа ко мне приедет в гости человек, который заменил Владимира Николаевича Чукабарова на должности начальника кинологической службы. Он в собачьих следах толк знает и может по следу даже породу определить. Хорошо было бы мне иметь по экземпляру каждого снимка. Это возможно?
Ставров опять посмотрел на часы и улыбнулся. Улыбка у него хорошая. Слегка простодушная и без ехидства. У меня люди с такой улыбкой всегда симпатию вызывают.
– Я попрошу, чтобы для следователя еще один экземпляр распечатали. Эти можете забрать. Как, головную боль убрать желания нет? – Он показал на свой сейф.
– Спасибо. Я и так переживу.
Я стал прощаться.
На улице около моей машины стоял еще один полицейский, немолодой старший лейтенант с затуманенным мутным взором. Рассматривал большие колеса моего компактного внедорожника, главную внешнюю особенность машины. Не каждая из достаточно небольших машин использует тридцатичетырехдюймовые по высоте экстремальные колеса «Simex Jungle». Да и вообще для этой машины полагаются стандартные семнадцатидюймовые. Мои нынешние колеса просто не поместились бы в машине, не проведи я лифтование подвески. Правда, «семнадцатые» диски при этом пришлось поменять на «пятнадцатые», но дело того стоило. Обошлось это в копеечку, зато теперь я не знаю проблем ни с дорогами, ни с бездорожьем. Но я вообще-то не люблю, когда мою машину пристально рассматривают. И потому я дружелюбия не проявил, отключил сигнализацию и сел на свое водительское место. Полицейский подошел.