– Может быть, я сделал что-то не так? – спросил он, с опаской вслушиваясь в незнакомые звуки, издаваемые Нонной. У него не было никакой уверенности, что эта женщина переводит все правильно.
– Нет! Нет! Ты совсем ни в чем не…
– Покороче! – напомнила Нонна.
– Ты ни при чем, – сократила свою речь Анна.
– Но в чем тогда дело? – заволновался Матгемейн. – В чем проблема?
– Я не могу уехать из России. У меня дети, семья. У меня тут все! – Анна нервно кусала губы и смотрела на Матюшу.
Нонна с трудом, но переводила. Матгемейн, после того как все-таки понял, из-за чего ему пришлось перенести полторы ужасных недели, вдруг заулыбался и сказал то, о чем Анна могла только мечтать. Он сказал:
– Ну что за ерунда? Тогда – я могу переехать в Россию. Если ты этого хочешь! – И пожал плечами так, словно это было – мелочь, ерунда.
Надо быть справедливыми, именно так он к этому и относился, как к ерунде. А чего такого? Интересная страна, огромная и загадочная. Много клубов, много музыки. Да он бы поехал за Анной на Аляску, если бы пришлось. Слава богу, что не пришлось. Так что… Какие проблемы?
– Вот это да! – прошептала Нонна, с изумлением глядя на Матгемейна.
А Анна… Единственное, что она могла бы (и хотела) сделать в этой ситуации, было бы очень неприлично делать в присутствии друзей и до ужаса напуганной свекрови. Так что Анна решила ограничиться малым. Она сказала:
– I love you. – И для верности повторила это еще пару раз, со всей возможной убедительностью.
Матгемейн молча смотрел на нее, потом выдохнул с облегчением и, заглянув зачем-то себе в ладонь, произнес:
– Я луублу тьеба! – И прижал Анну к себе.
Этого, конечно, переводить уже не пришлось. Все вокруг после этих слов как-то притихли, чтобы не спугнуть удачу, явно залетевшую к ним на подоконник одиннадцатого этажа дома с летающей тарелкой на крыше – надолго ли? Кто знает. Может быть, до завтра. Может быть, навсегда. Никто не может предсказать будущего. Что станется с Нонной, как сложится жизнь у Олеси и Померанцева? Что будет с Анной и Матюшей, как справится со всеми своими ветряными мельницами Женька? Каким вернется из армии Ваня – никто не знал и не мог знать. Жизнь покажет.
Но это был один из тех коротких моментов, когда жизнь становится такой необычайно яркой, совсем волшебной, и на Анниной кухне в этот момент все вдруг замолчали, как будто сговорились. И все одновременно подумали о том, что счастье не просто есть – что его можно потрогать, что оно может лежать на наших руках. И оно приблизилось к ним так, что можно было разглядеть каждую морщинку в его усталых, добрых глазах. Синяя птица счастья вдруг коснулась их всех своим крылом, и они услышали даже звон колокольчиков на карете феи. Если сильно захотеть и прислушаться изо всех сил – то не такое услышишь.
А потом момент миновал, прошел, и время побежало дальше по своим делам. Анна предложила всем чаю, а Матюше – шампанского из открытой раньше бутылки. Он согласился, хотя на самом деле не отказался бы и от чего-то покрепче. Двадцать часов в воздухе, шутите? Свекровь из своей засады смотрела на этого странного Матгемейна и думала о том, что все меняется, и она никак не может этому помешать. Но не очень-то и хотелось. Никто никуда не едет, все остаются здесь?
– Что ж, давайте знакомиться. Полина Дмитриевна, – свекровь выплыла на середину гостиной и по-хозяйски улыбнулась.
– Матгемейн, – пробормотал ирландец, не отпуская Аннину руку.
– Нонна, переводи, – кивнула Олеська, а Женя побежала разливать чай.
– А я – Анина мама, будем знакомы, – кивнула она. – Да вы раздевайтесь, чего ж вы в обуви-то стоите? Аня, доставай свою кашу с курагой.
– Я сейчас, я быстренько, – засуетилась Анна.
И мир снова завертелся, подгоняемый молодыми ветрами с юга. Главное, все живы, здоровы. Вот и отлично, а со всем остальным они как-нибудь справятся. Дайте только время.