— Ты знаешь, что они сказали, — сколько я могу получить?
— Они просто хотят тебя запугать…
— Десять лет, — его голос дрожал, — обычно за такое дают десять лет. ДЕСЯТЬ ЛЕТ! — визжал он ей прямо в лицо, как будто думал, что она не понимает, насколько это серьезно.
— Я знаю, милый.
— За то, что не я один сде…
— Конечно, дорогой, конечно. — Она вымученно улыбалась и тянула его за руку из комнаты. — Все понятно, папочка решил напоследок посмеяться. Но ничего, у меня тоже есть чувство юмора. Еще посмотрим, кто будет смеяться последним. Я оспорю это завещание, — сказала она, вновь овладев собой.
— У тебя нет никаких шансов, Лавиния, — сказал Адам. — И не мечтай.
Я с трудом узнавала человека, с которым познакомилась на мосту, который боязливо умолкал в присутствии своего отца и замыкался в себе, стоило ему переступить порог родного дома. Судя по удивлению, с каким на Адама смотрела Лавиния, она тоже с трудом узнавала брата. Это не помешало ей выпустить последнюю ядовитую стрелу:
— Ты совершенно ничего не смыслишь в бизнесе. Летаешь на своих вертолетах, вот и летай себе ради бога. Ты абсолютно неадекватен, ты не умеешь справляться с собственными эмоциями — как ты справишься с целой компанией? Ты погубишь все дело, Адам.
Она думала, что он отведет взгляд, но этого не произошло. И тогда она вылетела вон из комнаты, волоча за собой Мориса, которого, казалось, окончательно покинули силы. Покорно, как тень, он последовал за нею.
— Извините, Артур, — сказал Адам.
— Все в порядке, старина. — Артур встал и принялся неторопливо складывать бумаги. — Я, можно сказать, вполне доволен, — заявил он, и в глазах его мелькнул насмешливый огонек.
У Адама зазвонил телефон. Он посмотрел на экран, озабоченно нахмурился, извинился и отошел в сторону, чтобы ответить.
Артур наклонился ко мне и негромко сказал:
— Не знаю, что вы сделали с ним, но продолжайте в том же духе — я уже очень давно не видел, чтобы кто-нибудь так разговаривал с Лавинией, и вовсе не припомню, видел ли я когда-нибудь этого юношу настолько уверенным в себе. Ему это идет.
Я улыбнулась. Меня переполняла гордость. Молодец Адам, он столько сумел сделать за неполных две недели. Но ему предстоит сделать куда больше, и это касается не только семейного бизнеса Бэзилов и той ответственности, которая теперь на нем лежит. Проблемы Адама невозможно решить ни за одну ночь, ни за две недели. Мне оставалось лишь надеяться, что теперь он знает чего хочет и сумеет помочь себе сам. А если нет, значит, я проиграла.
— Артур, похоже, в ближайшее время у вас будет много дел, — сказал Адам, выключив телефон. — Это Найджел звонил. Как я понял, Лавиния уже успела договориться с ним о слиянии компаний «Бартоломью» и «Бэзил», с тем чтобы продать все мистеру Мо.
— Это который производитель мороженого? — изумленно спросил Артур.
Адам кивнул.
— Они должны были утрясти мелкие детали и объявить о сделке, как только Лавиния станет гендиректором.
Артур немного подумал, потом рассмеялся.
— Да, твой отец ловко обвел ее вокруг пальца, и это, надо сказать, доставило ему большое удовольствие. — Затем добавил уже серьезно: — В любом случае, у Лавинии не было никаких прав на совершение этой сделки, а потому она недействительна… Если только это не входит и в твои планы.
Адам покачал головой.
Артур усмехнулся:
— Найджела это очень рассердит.
— Мне не привыкать к рассерженным Бэзилам.
— Может, тебе это безразлично, Адам, но твой отец гордился бы тобой. Он бы никогда не сказал тебе об этом, разумеется. Он бы лучше умер, что, собственно, он и сделал. Но поверь мне, мой мальчик, он бы тобой гордился. Дик говорил мне, что компания тебе не нужна, но, — он поднял руку, не давая Адаму прервать себя, — я уверен, ты должен знать: все последние месяцы мы подробно прорабатывали с ним завещание. И вне всяких сомнений, он хотел, чтобы компанию возглавил именно ты.
Адам кивнул в знак признательности.
— Вам будет не хватать его, Артур. Сколько лет вы были друзьями?
— Шестьдесят пять. — Артур грустно улыбнулся, потом хмыкнул. — Да чего уж там, наверное, только мне и будет не хватать этого старого сукина сына.
Я смотрела на Адама. Прямая спина, руки в карманах, гордо поднятая голова — он стоял подле старого камина, над которым висел портрет его деда, точь-в-точь похожий на него. Я не могла отвести от него взор, и, когда он глянул мне в глаза, сердце мое забилось, у меня заныло в груди, и я надеялась только, что он не поймет, что же я чувствую.
— Помнишь, ты меня спрашивала, как я проводил здесь время, когда был маленьким?
Я кивнула, но ничего не сказала, потому что боялась себя выдать.
— Сейчас полдень. — Он посмотрел на часы. — У нас есть четыре часа до заката, а потом надо будет ехать обратно в Дублин. Ты не против прогуляться?
Нет, я была не против. Чем дольше он будет со мной, тем лучше.
* * *
Мы многое успели за эти четыре часа, я сполна вкусила радости жизни в усадьбе Авалон. Мы катались на лодке по озеру, ели сэндвичи с огурцами, которые для нас приготовила Морин, и запивали их свежевыжатым апельсиновым соком, потому что именно это она готовила ему в детстве. Потом он провез меня в багги по всему поместью. Мы постреляли по тарелкам, Адам показал мне, где любил рыбачить…
Но больше всего времени мы провели в лодочном сарае. Сидели, закутавшись в пледы, пили виски из походных фляжек и смотрели на закат над озером.
Он вздохнул, это был тяжелый, грустный вздох.
Я посмотрела на него.
— Получится ли у меня все это сделать?
Я торопливо принялась перебирать в памяти жизнеутверждающие, бодрые фразы из своих книг, но в итоге не нашла ничего лучше, чем просто сказать:
— Да.
— Все возможно, если ты будешь рядом, верно?
— Многое, — согласилась я, а потом добавила скорее самой себе: — Но не все.
— А что невозможно? Например?
Например, ты и я.
Стемнело, наступал ранний вечер. Несколько волшебных часов, которые мы провели вместе, словно никого, кроме нас, в мире не существовало, закончились. Я спустилась с небес на землю. Пора было возвращаться в Дублин. Машину вел Пат, мы ехали молча. Иногда то я, то Адам пытались завязать разговор, но довольно быстро он сходил на нет. В салоне вновь воцарялась тишина, и я чувствовала, как что-то внутри меня болезненно сжимается.
Мы приближались к Дублину, и столь же неотвратимо приближался день рождения Адама. А вместе с ним — день нашего расставания. Две напряженные недели пролетели как один миг. Это были, безусловно, две самые насыщенные недели в моей жизни. Разумеется, мы и дальше сможем иногда видеться, но между нами уже не будет прежней близости, не будет общности. В принципе, я должна бы радоваться. Мне есть чем гордиться: когда мы познакомились, он хотел покончить с собой, а теперь, похоже, выбрался на правильную дорогу, у него появилась цель. Если я желаю ему добра, то странно было бы хотеть, чтобы он во мне по-прежнему нуждался.