Горецкая говорила быстро, словно торопясь высказать то, что не должно было стать достоянием действительно постороннего ей человека, чтобы никогда больше не возвращаться к этому вопросу. В ее монологе не было и намека на кокетство, а чувствовала она себя немного неловко и торопилась поскорее закончить разговор. И Гуров умолк, перестав комментировать.
– Моя подруга имела истинно женскую интуицию в отношении того, что ей идет, а что нет. Она знала, что ей вовсе не нужно оканчивать школу с золотой медалью или институт с красным дипломом. Она чувствовала, осознавала, что достойна любви и восхищения просто так. За то, что она женщина. Да она и в институт-то поступать не стала, а окончила курсы маникюра. Сейчас – мастер дизайна ногтей, имеет свою фирму, но не в этом дело. Мужчины по ней всегда с ума сходили. А я не могла понять, в чем же дело. А потом… Потом я вынуждена была признать, что у меня нет врожденного чувства Женщины. Нет врожденного вкуса. И я начала работать над собой. Решительно выбросила все вещи из своего гардероба, пошла в ателье и стала шить на заказ. Выбрала себе хорошего парикмахера, он профессионально подобрал мне имидж. И теперь я уже не сомневаюсь в себе, я обрела уверенность. Но это не моя заслуга. Это результат кропотливой работы – как всегда и во всем у меня было. То, что мне давалось с трудом, у моей подруги получалось легко и естественно. Мы как-то разговорились, и я сказала, что в салоне красоты чувствую себя женщиной: со мной носятся, надо мной колдуют, а я лежу и расслабляюсь. А Рита пожала плечами и сказала, что она всегда так себя чувствует. И что походы в салон красоты ее только утомляют, потому что она и сама умеет сделать себя красивой. Понимаете?
Директор перевела дух как человек, облегчивший душу. Гуров смотрел на нее и, как ему казалось, понял, что женщина хотела до него донести.
– А Алена Милютина… – медленно произнес он.
– А Алена Милютина как раз из той породы, что и моя Рита, – подхватила Горецкая. – Она всегда знала, что привлекательна, воспринимала это как данность. В нее постоянно влюблялись мальчишки – и одноклассники, и те, кто постарше. В шестом – шестом! – классе она выложила в социальной сети свое фото. Знаете, близкое к эротическому. Вся школа словно с ума посходила. Я была вынуждена вмешаться. Признаюсь, видела это фото, мне пришлось посмотреть. И вот мое внутреннее впечатление: она выглядела на нем естественно. Без пошлости, без вульгарности. И все же я попросила ее убрать этот снимок. Я не могла поступить иначе, меня должность обязывает. Объяснила ей, что таким образом она зарабатывает дешевую популярность, а она достойна большего. Возможно, я немного слукавила.
– Почему? Она не достойна большего?
– Как вам сказать… – замялась Горецкая. – Алена ведь, помимо того, о чем я вам сказала, не обладает особыми достоинствами. Учится средне, талантами не блещет. Кроме того, что умеет себя подать, больше ничего. Она очень инертна, флегматична. Глаза такие, знаете, как говорят, с поволокой… Будто все время сонная. Нет в ней какой-то изюминки, искры. И в этом проблема. То есть ей завоевать чье-то сердце очень просто. Да практически вообще ничего не нужно делать! Но вот удержать… Не знаю. Думаю, что сложно. А ведь это куда важнее. Пословица «встречают по одежке – провожают по уму» не теряет своей актуальности. Но вас ведь Алена интересует в связи с Константином Широковым, верно? Простите, я сделала это отступление лишь для того, чтобы вы все точно представили.
– Кажется, я уже представил, – кивнул Гуров. – Юная ученица влюбилась в своего учителя.
Горецкая засмеялась тихим смехом.
– Поправка, – подняла она карандаш. – Молодой учитель влюбился в юную ученицу. Влюбился, не подозревая, что она гораздо старше его…
Гуров поднял брови и вопросительно уставился на Горецкую.
– Да-да, – грустно усмехнулась та. – Алена старше Кости ментально. Я же не зря вам сказала, что она очень рано сформировалась. Она давно воспринимает себя как взрослую женщину.
– У них была связь? – прямо спросил Гуров. – Просто вы говорите обтекаемыми фразами – сформировалась, взрослая женщина. Я понимаю, вы обязаны заботиться о нравственной стороне воспитания ваших школьников, но меня интересует конкретика.
– Понимаю, – вздохнула Горецкая. – Но я не могу ответить на ваш вопрос просто потому, что прямо на него мне не ответили ни Алена, ни Костя. Если вас интересует мое мнение – да, была связь. Я убеждена в этом. Но, повторяю, конкретно таких слов мне никто не говорил.
– А как все произошло? То есть как об этом стало известно?
– Ну как известно, – развела руками директор. – Вы же сами сказали – это школа. Здесь трудно скрыть подобные вещи. Кто-то видел их вместе, рассказал одному, тот другому, дошло до родителей, они примчались ко мне взбешенные…
Она покачала головой, вспоминая, и вздохнула. Гуров молча слушал.
– Был жуткий скандал, – негромко продолжала Горецкая. – Отец бушевал, грозился упечь Костю за решетку как растлителя несовершеннолетних, мать глотала успокоительные таблетки… Честно говоря, я подумала, что все – Костю посадят, меня снимут с должности, а произошедшее станет достоянием общественности.
– Но этого, как я понимаю, не случилось.
– Да, – подтвердила Горецкая. – Неожиданно на помощь пришла сама Алена. Меня, признаться, поразило ее хладнокровие и невозмутимость. Она спокойно заявила родителям, что вполне взрослая, отдает себе отчет во всех своих действиях и ее никто совращать не пытался. И если родители вздумают написать на Широкова заявление в прокуратуру, она станет все отрицать и они будут выглядеть глупо. И тут родителей ждал новый шок после таких откровений. Они вдруг увидели, что их дочь вовсе не маленькая глупенькая неопытная девочка, а зрелая женщина, которая прекрасно осведомлена о том, что такое половая жизнь и современные способы контрацепции. Она им целую лекцию прочитала об этом. Причем в присущей ей манере – спокойно и без эмоций.
– А вы об этом откуда знаете?
– А я при этом присутствовала, – пожала плечами Горецкая. – Разговор происходил в моем кабинете. В общем, после него родители сочли за лучшее эту историю замять. Им уже стало страшно, что об их дочери начнут говорить как о распущенной девице – вы понимаете, что я имею в виду.
– Понимаю. А что Широков?
– О! – Горецкая закатила глаза. – Он так перепугался, что поспешил уволиться. И я не стала удерживать. Он был деморализован. Думаю, его поведение сыграло большую роль в том, что они с Аленой расстались. Гораздо большую, чем вмешательство родителей. Просто Алена вдруг посмотрела на него совсем другими глазами. Именно в тот момент она поняла, что он вовсе не взрослый мужчина, а сопливый мальчишка.
Горецкая сделала паузу и внимательно посмотрела Гурову в лицо.
– Вы, Лев Иванович, если подозреваете Костю в причастности к нападениям на женщин, лучше выбросьте сразу это из головы и не тратьте время, – сказала она. – Он на это не способен.
– Что, такой порядочный человек? – усмехнулся полковник.