Между тем Феликс уже размахивал над головой портянкой. Оставался последний куплет. А Маньяка все не было.
«Может быть, проглядели. И он уже дожидается внутри „Фольксвагена“, – подумал Танцор. – Это было бы очень кстати. Пять пуль через стекло, и прощай Маньяк».
Вопя несусветное и размахивая руками, Танцор про-прыгал вокруг машины, наклоняясь и заглядывая в каждое стекло. Благо они были прозрачными.
Пусто.
Еще две минуты, и рэп закончился. Народ начал приходить в себя, с изумлением озираясь: «Господи, да как же это так?»
Невдалеке бился в припадке эпилептик, стуча об асфальт затылком и пятками, словно кто-то невидимый всаживал в него пулю за пулей.
Маньяка не было.
Суржикова уже сидела в машине и бессмысленно сигналила, словно это могло рассосать чудовищную пробку.
Танцор понял, что именно сейчас Маньяк вломится в «Фольксваген» и начнет кромсать несчастную тетку. Оставил Следопыта караулить левый борт, а сам пошел на противоположную сторону.
Через час Суржикова выбралась из затора и поехала в сторону Чистых прудов. На всякий случай проводили её до дома. Постояли у подъезда полчаса – вдруг Маньяк ждал её там, внутри.
– Ну что, коллега, ваша гипотеза оказалась полностью несостоятельной? – спросил Следопыт.
Танцор молчал.
– Ну, и что теперь? Ответа Танцор не знал.
Утром, просматривая сводки происшествий, Следопыт выяснил, что Маньяк все же напаскудничал. Но не на Лубянке, а в Сокольниках, на берегу Яузы, где Пятый Лучевой просек пересекается с Ростокинским проездом. И жертва была другая – некая Людмила Петровна Янкилевская. Маркетолог, как было записано в протоколе. 35 лет. Незамужняя. Детей нет.
– Ну что, гуманист? Доволен?! – с пол-оборота завелся Следопыт. – Робот, говоришь?! Жесткая программа?! Рожу бы тебе за гуманизм набить!..
– Ты поосторожней давай! – начал заводиться и Танцор. – Умник, блин, выискался! Задним умом! Что ж ты сам не стрелял-то? Чужими руками жар загребать? Танцор – убийца, а я просто погулять вышел?! Так?!
Дед понял, что этот разговор добром не закончится. Что пора людей, пока это ещё возможно, разнимать.
– Вы, это самое, ребята, не драли бы так глотки-то, – вмешался он. – А то для здоровья вредно.
– Нет, Дед, ты видишь, как он наезжает-то?! – попытался найти союзника Танцор. – Он, значит, орел, а я дерьмо собачье!
– Да погоди ты, японский городовой, дай рассказать. Историю одну знаю. Про то, как из-за таких вот вещей люди потенцию теряют…
Тема была интересная. Поэтому маленько успокоились и выслушали.
Рассказ о превратностях свободного секса
Было это летом шестьдесят пятого года. Дед был в командировке в Рязани. Отлаживал на военном полигоне спецаппаратуру, которая обслуживала бомбардировочную авиацию дальнего действия.
Места были живописные, погода прекрасная, а работа не слишком обременительная. Поэтому все свободное время, которого было предостаточно, их бригада проводила с небольшим вредом для здоровья. Хоть и пили технический спирт, без чего в командировке никак нельзя, но при этом дышали чистым лесным воздухом, купались в прозрачном озерке, рыбачили, объедались дикой малиной, обпивались парным молоком и ежевечерне наведывались на танцы. С переменным успехом. Когда – местные поколотят, впрочем, не для хулиганства, а скорее для порядка, потому и не сильно. А когда и в стогу покувыркаешься с дояркой, с птичницей или с агрономшей.
Вместе с Дедом приехали два инженера, большие специалисты по этой части. Саня Глухов и Жорик Коломейцев. Кобели первостатейные. Ни одной юбки не пропускали. Жорик, так тот даже к жене командира полигона ключики подобрал. А Саня Глухов наоборот – налегал не на качество, то есть не на социальное положение, а на количество. Так что когда Дед снова появился на том полигоне года через четыре, то ребятня в окрестных деревнях была сплошь похожа на инженера Глухова.
И как-то раз они повздорили, что называется, на пустом месте. Сейчас, конечно, они уже и сами, если до сих пор живы, вряд ли вспомнили бы причину раздора. Но скорее всего ссора произошла из-за бабы. Больше им нечего было делить. Началось все с перебранки, а закончилось дракой. Ожесточенной. Во всяком случае, лица друг другу разбили до крови. А как уж там печень и печенка – о том неизвестно. Короче, еле разняли.
С того самого момента Саня Глухов и Жорик Коломейцев стали заклятыми врагами. Хоть кулаки в ход уже и не пускали, но ни «здравствуй», ни «до свидания», ни слова, ни полслова друг другу.
А через три дня после драки с Глуховым случилась незадача. Привел на сеновал доярку. Разделся. Ей расстегнул лифчик и все такое прочее. И – ничего. То есть ничего у него промеж ног не шевелится. Он и так и сяк, и все бесполезно.
Ну, что же, думает, может, на работе перетрудился. А может, и оттого, что доярка была так себе. Слишком жилистая. Да и неумная.
На следующий день у него ничего не получилось и с учительницей.
Тут уж он перепугался. Решил, что Коломейцев отшиб ему в драке что-то необходимое для эрекции. Побежал к гарнизонной врачихе. Так, мол, и так, спасай!
Врачиха была на Глухова сильно обижена. Потому что он совсем недавно очень нехорошо с ней обошелся. Собственно, обошелся, как и со всеми остальными: переспал разок, да и глаз не кажет. Все шуточками отделывался: мол, сильно по работе занят, а как время будет, то сразу же ублажу по полной программе. Поэтому даже и смотреть не стала: сказала, что на работе переутомился, надо отдыхать больше. А главное, говорит, ты со своими сучками перетрудился, голубок сизокрылый. Вот у тебя, говорит, половая функция и расстроилась.
До того была на него зла, что даже бюллетеня не выписала. Хотя какой тут может быть бюллетень? Это ж не ОРЗ. Голова не болит, кашля-насморка нет. Иди и спокойно работай. Так она ему и сказала, злорадно посмотрев в глаза.
Три дня Саня восстанавливал силы. По бабам не ходил. Только купался в озерке, – молоко дул и на койке лежал.
Когда и после отдыха у него ничего не получилось с почтальоншей, то он понял, что дело серьезное. Побросал в чемоданчик манатки и – в Москву. К нормальным докторам.
А на следующий день Жорик вдруг заявил, что у него жена вот-вот рожать будет. И тоже подался в Москву. Как потом выяснилось, никаких родов и не ожидалось.
Приехал в институт, тут же уволился. А на следующий день завербовался и на три года уехал на Север.
В Москве Глухову сказали, что он получил серьезную дозу облучения. Что жить, конечно, будет, а вот половую функцию восстановить вряд ли удастся.
Тут до него и дошло, что, когда он был на вышке, на которой стояла приемная антенна, Коломейцев тайком включил передающую на максимальную мощность. А это как-никак двести киловатт. Вот и вся петрушка.