Наконец в конце тоннеля забрезжил свет.
— Вы больше не боитесь, что я убью вас, Софья Михайловна?
— Почему вы спрашиваете?
— Потому что вынужден просить вас оставить здесь автомат.
Софья, поколебавшись, сняла ремень автомата с плеча и протянула его Кривому. Кривой передал оружие Юрашу. Юраш развернулся и скрылся в темноте.
А мы вышли на свет.
Обернувшись, я выяснил, что вышли мы из огромной сливной трубы. Перед нами лежал замусоренный берег какой-то мелкой речки.
— Где мы? — удивленно спросила Софья.
— Далеко от места преступления, — прокомментировал Юраш, появившись вслед за нами из зловонной темноты. — Обратно придется ехать на метро. Или — ловить тачку. Но уж больно все мы вонючие…
Действительно — обувь и края брюк у всех четверых были вымазаны в чем-то коричневом и зловонном, подозрительно похожем на экскременты.
Юраш пошел полоскать ноги в речушке. Остальные последовали его примеру.
— Ну, здесь нам лучше расстаться. Тачку будем ловить порознь. Вы уходите влево, мы — вправо, — с нескрываемым облегчением заявил Юраш.
Я был бы рад последовать его предложению…
Но Кривой не трогался с места. Он стоял и смотрел на Софью. Тепло и ласково.
— У меня просто не хватает слов, чтобы выразить мою признательность… Но, возможно, этим своим подарком я смогу хоть в какой-то мере отблагодарить вас…
Поморщившись от боли, он склонился к дипломату, который Юраш поставил у его ног, и принялся быстро набирать код.
— Не трудитесь, — брезгливо скривила губы Софья. — Я все равно не возьму деньги. Дедушка меня бы проклял за это… К тому же они мне не нужны. На жизнь мне хватает.
Кривой открыл дипломат и достал оттуда большой конверт из коричневой бумаги.
— Софья Михайловна, я бы никогда в жизни не осмелился оскорбить вас, предложив вам деньги! Я же не дурачок и не быдло, я знаю толк в людях. Но этот подарок… Полагаю, вы все-таки не откажетесь от него.
Софья подозрительно посмотрела на конверт, потом — на Кривого. Затем натянула рукава на кисти рук и приняла-таки конверт — так, чтобы не оставить на нем отпечатков. Юраш презрительно фыркнул — должно быть, выражая свое отношение к таким предосторожностям. Софья открыла конверт, заглянула… И глаза ее изумленно расширились. Как у ребенка, столкнувшегося возле елки с живым Дедом Морозом! Отбросив все предосторожности, она выхватила из конверта какие-то плотные листки, принялась перебирать их…
Это были крупноформатные фотографии. Правда, я не мог видеть, кто изображен на них.
Кривой смотрел на нее с ласковой улыбкой, за которую точно схлопотал бы по морде… Если бы у меня не дрожали так сильно руки.
— Откуда? Господи, где вы это взяли? Даже я никогда их не видела!
— Милая Софья Михайловна, у мафии очень длинные руки, — чуть насмешливо ответил Кривой. — Я задействовал свои связи… И им удалось выкупить это из архива спецслужб одной очень маленькой, очень свободной и очень недружественной нам страны. К сожалению, личное дело похитить они не решились. Только эти фотографии. С негативами. Они были подшиты к личному делу как вещественные доказательства. Вот негативы… На случай, если вы захотите размножить.
Он достал из дипломата темно-синий конверт такого же размера.
Софья жадно схватила его.
— Спасибо! Спасибо вам! — восторженно лепетала она, прижимая оба конверта к груди.
Кривой так смотрел на нее, что мне показалось: еще мгновение — и он совершит что-нибудь непоправимое… Например, поцелует ее! Мою Софью…
И потому я поспешил обнять ее за плечи своей постыдно дрожащей рукой.
— Пойдем? Думаю, на сегодня мы закончили и всем нам пора отдохнуть.
— Я надеюсь, мы закончили навсегда… — помрачнела Софья.
— Надежда умирает последней, — рассмеялся Юраш. — Предпоследним умирает надеющийся.
— Увы, Софья Михайловна, боюсь, на этот раз мой дерзкий юный друг прав. Мы уничтожили нескольких негодяев. Но это — только капля в море. Мы предотвратили войну кланов и вернули власть над московским дном в те руки… Которые смогут управлять этим отребьем решительно и честно! — Кривой поднял руки ладонями вверх и продемонстрировал их нам, пощелкав пальцами. — Но кто знает, что ждет нас впереди? И когда еще честным гражданам придется взяться за оружие, чтобы отстаивать справедливость противозаконными методами?
Мне показалось, что он говорит почти что издевательски. А на меня смотрит почти что с ненавистью. Но может, это последствие тяжелого дня? Я переутомился, перенервничал — и теперь мне все время кажется бог весть что?
— Алексей Иванович, не надо меня высмеивать. Я говорила абсолютно серьезно, — сказала Софья, глядя ему в глаза своими чудесными чистыми глазами. — И я надеюсь, что мне не придется больше выполнять работу киллера… Я решилась на это только потому, что эти негодяи затронули лично меня. Потому что они виновны в страданиях людей, которых я люблю. Потому что они представляли опасность для моих близких. Но я надеюсь, что теперь все кончилось. Вы обещали помочь Леше и Гуле вернуться в мир живых. Я убеждена, что вы выполните свое обещание. Вы все-таки по-своему честный человек. Так же я надеюсь, что вы поможете нам в усыновлении Гоши и Вики.
— Разумеется, я сделаю все, что обещал! Вам не следует тревожиться. Уж если я смог выкрасть для вас вот эти сувениры… Значит, в простых бытовых проблемах я вам уж как-нибудь помогу!
— Спасибо вам, — тепло поблагодарила Софья, еще крепче прижимая к груди два конверта. — А теперь мы с Костей пойдем. Я действительно устала.
— Не смею вас задерживать… До свидания, Софья Михайловна. Как жаль… Как жаль, что отныне мы с вами будем видеться только случайно. И только как чужие друг другу люди. — Его голос задрожал.
О Господи, на этот раз мне точно не показалось! Этот проклятый бандит искренне переживал… Уж я-то, как актер, всегда чувствую фальшь!
— Мне тоже жаль, — вежливо, но равнодушно ответила Софья. — До свидания, Алексей Иванович.
Юраша она не удостоила даже прощального кивка. Наверное, в ее системе ценностей он был «недочеловеком». Юраш — проводил ее совсем не ласковым взглядом… Впрочем, его-то я не боялся. Без своего хозяина он — ничто. А Кривой вряд ли когда-нибудь осмелится причинить ей вред.
Кривой с Юрашем не спеша пошли направо. А мы с Софьей свернули влево и принялись карабкаться на усыпанный мусором склон.
Вернувшись домой, мы сразу же завалились спать, и проспали шестнадцать часов.
Впрочем, нет, я — завалился сразу же, а Софья прежде приняла душ и прибрала на кухне остатки позавчерашнего пиршества. Думаю, устала она не меньше меня, а даже больше. Ведь стрелять-то пришлось ей. Но такая уж ее натура… Все и всегда делать хорошо. Все и всегда доводить до конца. Я мучился угрызениями совести, но не нашел в себе сил даже предложить ей помощь!