Николай Владимирович Щукин благодаря вдохновенному полету своей фантазии, исключительной предприимчивости, тонкому знанию психологии (он ведь мгновенно раскусил Ляхова и умело использовал его), знакомству с московскими криминальными авторитетами и, конечно, благодаря удивительному везению получивший легкий куш как сквозь землю провалился. Милиция начала было копаться в этом странном и запутанном деле, провернутом, впрочем, с молниеносной быстротой, но найти Щукина и вернуть деньги обманутым коммерсантам не удалось. Очевидно, сотрудники правоохранительных органов пытаются разобраться в происшедшем и сейчас, а Щукин тем временем пьет коньяк в поезде, все дальше уносящем его от центра России.
А в три часа пополудни поезд, в котором ехал Щукин, остановился на станции небольшого городка недалеко от границы с Эстонией.
Стоянка была пятиминутная, но этого времени Щукину хватило на то, чтобы помочь девушке Гале вытащить на перрон все ее сумки и сойти самому. У него-то вещей не было.
Седой медленно прохаживался из угла в угол своего маленького кабинета. Несмотря на то что день был по-весеннему яркий и солнечный, плотные шторы были опущены и горел тусклый свет старинной лампы, угрюмый и тоскливый, как лунный луч в ночном ущелье.
Раздавшийся внезапно телефонный звонок заставил Седого встрепенуться. Он прыгнул к столу и схватил трубку антикварного телефонного аппарата, служившего, по всей видимости, еще в начале двадцатого века какому-то неведомому владельцу.
Телефон отозвался нескончаемым глухим гудком, а спустя секунду звонок повторился. Выругав себя за недогадливость, Седой протянул руку к мобильному телефону, лежащему на столе.
— Слушаю, — надорванным и сиплым голосом проговорил он и слушал довольно долго.
Затем лицо его перекосилось, будто Седого вдруг пронзила сильная боль, и он произнес:
— Везите этого урода сюда. Никому ничего не говорить. Мешок ему на голову и в багажник. Рот его поганый заткните чем-нибудь, чтобы не гавкал по дороге. На воротах скажите, чтобы отволокли его в подвал… Ладно, я сам скажу… Через сколько?
Помедлив несколько секунд, Седой выпрямился и заорал, словно тот, кому он отдавал приказ, не находился невесть где, а стоял прямо перед ним:
— Через полчаса чтобы здесь были! Понятно, падлы?!
И положил трубку.
Ровно через полчаса Седой сидел в глубоком кресле, которое специально для него принесли в эту подвальную комнату. Сырые стены сочились какой-то скользкой дрянью, а под низким потолком неприятным ярким светом горела голая электрическая лампочка на перекрученном шнуре, очень похожая на повешенного утопленника.
Напротив сидящего в кресле Седого стояли Петя Злой и Филин, а между ними — щуплый и маленький человечишко с разбитым в кровь лицом. Неясные, стертые, словно у старой монеты, черты лица его были пронизаны смертельным ужасом, а тусклые глаза растерянно блуждали по голым подвальным стенам.
Уже несколько минут в подвале висело тяжелое молчание.
— Люблю я эту комнату, — придушенным голосом заговорил Седой, ни к кому специально не обращаясь, — стены приятные… Удобные — тряпочкой протер — и никаких проблем. С полом еще проще — кровь в него впитывается, как в сухой песок. Через минуту и следов никаких не остается… А? Как считаешь, Ярик, удобно?
Человечишко, носивший гордое имя Ярослав, давным-давно переиначенное в пренебрежительное Ярик, встрепенулся и издал пересохшим горлом неопределенный звук.
— А трупы, — меланхолически щурясь на ослепительную лампочку, продолжал Седой, — я в море сбрасываю. Со скалы. Р-раз — и нету. Если ветер и шторм, то еще лучше. Человек с двадцатиметровой высоты о воду гребнется, а его волнами по скалам в мелкий, сука, порошок разотрет…
Ярик передернул плечами и снова ничего не смог выговорить.
— Скажет, — подал голос Петя Злой, — это он просто стесняется. А когда разойдется, то пойдет базарить, как заводной, только затыкай.
И ткнул человечишко перевязанной рукой в плечо, совсем легонько, но тот дернулся и на мгновение закрыл глаза, словно от сильного удара.
— Моменто море, — сказал еще Петя Злой, а Филин хихикнул и добавил:
— Моментально… в море!
— Итак, — подытожил Седой, — значит, наш маленький друг боится говорить. Интересно, кого он боится больше, чем меня? Кого, пропадлина?
Ярик молчал.
— Кого, гнида магаданская?! — сильно повысил голос Седой. — Кого, сука?
Резко подавшись вперед, Седой подал мгновенный знак. Филин кивнул и, не размахиваясь, врезал Ярику под дых. Тот задохнулся, согнувшись пополам. Филин отступил на шаг, уступая место Пете, который осторожно, оберегая раненую руку, развернулся и заехал Ярику по уху открытой ладонью. От звонкого удара беднягу отбросило в сторону — и вовремя шагнувший вперед Филин поймал жертву за жиденькие короткие волосенки и, рванув его голову вниз, подставил мощное колено.
Гукнул тупой и сильный удар, Ярик мучительно простонал и мешком рухнул на утоптанный земляной пол подвала. С минуту он, подвывая от боли и страха, ворочался в луже крови, потом затих, негромко всхлипывая и все еще роняя из переломанного носа крупные алые капли, которые действительно почти моментально впитывались в сухую землю.
— Не говорит, — полувопросительно произнес Седой, — странно… Может, вы ему говорилку отбили?
— Не-а! — поддержав шутку хозяина, бодро ответил Филин. — Но сейчас отобьем, если хочешь…
Седой подождал минуту, но с пола ничего, кроме всхлипываний и невнятных бормотаний, слышно не было. Тогда он поднял глаза на Филина и кивнул.
— Вставай! — зарычал Филин, подходя к лежащему на полу человеку.
Тот зашевелился и поднял на своих мучителей окровавленное лицо, но не встал, видимо, из-за страха получить очередной страшный удар. Филин пожал плечами и несколько раз сильно двинул лежащего ногой в живот. Тот запищал, и тогда подскочивший Петя Злой левой рукой легко поставил избиваемого на ноги. Качнувшись, Ярик устоял, но, получив от Филина хук с правой, полетел в сторону, а там Петя ловко поймал его на вовремя выставленный кулак. Ярика отбросило назад, он наткнулся на Филина спиной, и Филин сильнейшим ударом в почку опять отправил его на пол.
— А теперь, — вкрадчиво поинтересовался Седой, — будешь говорить?
— Бу… ду… — плюясь кровью и плача, выговорил избиваемый.
Его снова поставили на ноги и удерживали с двух сторон. Ярик поднял трясущиеся руки к залитому кровью лицу и тут же опустил их, не в силах даже утереться.
— Меня интересует только один вопрос, — медленно проговорил Седой, — куда повезли Лилю? Если ты, сучья кровь, пидор позорный, будешь и дальше молчать, то пацаны тебе жабьи лапки замастырят… Знаешь, что такое жабьи лапки? Это когда бритвой отрезают большой палец, но не до конца, а чтобы он на куске кожи болтался — действительно очень на лягушачьи лапы похоже… Ведь ты, блядина гнилая, терся в том кабаке, где Лиля в последний раз сидела, да? А через два часа, когда ее те уроды из кабака увозили, ты слинял на вокзал. И если бы ты, гнида, в кабаке на Лазурном берегу не засветился, то хрен бы мы тебя нашли. Почему свалить из города решил?