– Мало того: наш любимый Фрейд, основатель психоанализа, утверждал, будто оргазм у нормальной женщины должен сдвигаться от клитора к влагалищу. А самые рьяные из его последователей, развивая положения своего учителя, с пеной у рта доказывают, что клиторальное возбуждение свидетельствует об инфантильности, либо, что еще хуже, – о бисексуальности.
Тем не менее, как все мы знаем, очень трудно получить оргазм исключительно путем обычного полового сношения. Приятно, когда тобой обладает мужчина, но центр наслаждения заключен в этом крохотном бугорке, открытом неким итальянцем!
Мария, плохо слушавшая ее слова, вынуждена была признать, что Фрейд просто-таки ее имел в виду – вероятно, она инфантильна, если ее оргазм к влагалищу не смещался. А может, Фрейд ошибся?
– А что вы скажете о точке «G»?
– Простите, а где это?..
Библиотекарша покраснела, поперхнулась, но все же нашла в себе мужество ответить:
– Сразу же при входе, на первом этаже, окошечко, выходящее на задний двор.
Просто гениально! Она описывает влагалище как дом! Должно быть, вычитала это объяснение в каком-нибудь пособии по половому воспитанию девочек: после того как кто-нибудь постучит и войдет, он обнаружит внутри собственного тела всю вселенную. А она, занимаясь мастурбацией, всегда отдавала предпочтение этой самой точке «G» перед клитором, потому что в последнем случае ощущения бывали какие-то двойственные: наслаждение было почти мучительным, сопровождалось смутной тоской и неразрешимым томлением.
Нет уж, да здравствует первый этаж и окошечко, выходящее на задний двор.
Видя, что библиотекарша замолкать не собирается – вероятно, думает, что нашла в ней товарища по несчастью, то есть по загубленной сексуальности, – она помахала ей рукой, вышла и заставила себя отвлечься на любую ерунду, потому что не тот сегодня был день, чтобы размышлять о прощаниях, разлуке, клиторе, возрожденной девственности или точке «G». Она стала прислушиваться к звукам – звонили колокола, лаяли собаки, звенел по рельсам трамвай. Постукивали каблуки по тротуару, слышалось дыхание, вывески обещали все, что душе угодно.
Ей совсем не хотелось возвращаться в «Копакабану», но она чувствовала себя обязанной довести работу до конца, а почему – неизвестно: в конце концов, необходимую сумму давно уже удалось собрать. В этот день она могла бы пройтись по магазинам, поговорить с управляющим банком – тоже, между прочим, ее клиент, – обещавшим помочь с текущим счетом, могла бы выпить кофе, отправить по почте кое-что из вещей, не умещавшихся в чемоданы. Как ни странно, на душе у нее было невесело, и она не могла понять отчего. Оттого, быть может, что оставалось всего две недели. Надо было бы пройтись по городу, взглянуть на него другими глазами, порадоваться, что смогла все пережить и преодолеть.
Она остановилась на перекрестке, на котором бывала сотни раз: оттуда открывался вид на озеро с водяным столбом посреди, а на другой стороне улицы тянулся сад, и там, на клумбе, двигались стрелки выложенных из цветов часов – одного из символов города – и стрелки эти не дадут ей солгать, потому что...
Внезапно время остановилось и мир замер.
Что это за чушь насчет восстановленной девственности, не дававшая ей покоя с момента пробуждения?
Мир, казалось, застыл в оледенении, и эта секунда все никак не кончалась, не истекала, а Мария стояла перед чем-то очень значительным и серьезным. И не могла забыть об этом, в отличие от снов, которые всегда хочется записать наутро, да не выходит...
«Ни о чем не думай. Мир остановился. Что произошло?»
ХВАТИТ!
Неужели сочиненная ею красивая сказка о птице – это про Ральфа Харта? Нет! Это о ней! ТОЧКА!
На часах было 11:11, и в этот миг она застыла. Она чувствовала себя чужой в собственной телесной оболочке, заново открывая для себя только что восстановленную девственность, но возрождение это было столь хрупко, что постой Мария здесь еще мгновение – погибла бы безвозвратно. Вероятно, она побывала на небесах, а уж в аду – совершенно точно, но Приключение подошло к концу. Она не могла ждать еще две недели, десять дней, неделю – надо было бегом бежать сию же минуту – потому что, едва глянув на эти цветочные часы, вокруг которых толпились, щелкая фотоаппаратами, туристы и играли дети, наконец-то поняла причину своей печали.
А причина заключалась в том, что она не хотела возвращаться в Бразилию.
И дело было не в Ральфе Харте, не в Швейцарии, не в Приключении. Все было просто, даже слишком просто. Деньги.
Деньги! Клочок плотной, неярко раскрашенной бумаги, который, по всеобщему мнению, что-то стоит. И она верила в это, потому что все верили, верила до тех пор, пока, собрав целую гору этих бумажек, не пришла в банк – надежнейший, свято хранящий традиции и оберегающий тайну вкладов швейцарский банк – и спросила: «Могу ли я приобрести у вас несколько часов жизни?» И услышала в ответ: «Нет, мадемуазель, это мы не продаем, а только покупаем».
Из сна наяву ее вывел визг тормозов. Водитель что-то сердито крикнул ей, а стоящий рядом улыбчивый старичок по-английски попросил ее сделать шаг назад – для пешеходов был «красный».
«Ладно. Кажется, мне открылось то, что должны знать все».
Да нет, не знают. Она оглянулась по сторонам: опустив головы, люди торопливо шагали на службу, в школу, в бюро по трудоустройству, на Бернскую улицу, и каждый повторял: «Ничего, подожду еще немного. У меня есть мечта, но ведь не обязательно претворять ее в жизнь именно сегодня – сегодня мне надо зарабатывать деньги». Разумеется, она занимается проклятым ремеслом, но если вдуматься – всего лишь продает свое время, как и все. Занимается тем, что ей не нравится, – как и все. Общается с людьми, которых переносить невозможно, – как и все. Продает свое бесценное тело и бесценную душу во имя будущего, которое не наступит никогда, – как и все. Твердит, что накопила недостаточно, – как и все. Собирается подкопить еще немножко – тоже как все. Подкопить, подождать, заработать, отложить исполнение желаний на потом, ибо сейчас слишком занята... нельзя упускать такую возможность... клиенты ждут... постоянные посетители, способные выложить за ночь кто триста пятьдесят, а кто и тысячу франков.
И вот впервые в жизни, махнув рукой на все те превосходные вещи, которые можно было бы купить на деньги, что она заработает, – может, остаться еще на год, а? – Мария вполне сознательно, осознанно и непреклонно решила эту возможность – упустить.