— А что за задания приходили этому вашему Койоту? — спросил Лазарев.
— Знакомые задания, — хмыкнул Семен. — Девять из десяти поручений — убрать кого-нибудь. Сталкера, насолившего важному дельцу, не в меру злобного офицера на «внутренней точке», торгаша, имевшего глупость продавать не тем людям то, что не следовало. Вычислить и грохнуть разведчика от не нужной в Зоне группировки, просто выполнить заказ за хорошие, очень хорошие деньги. Группа Койота потому и сидела в теньке, нигде не светилась, а все снабжение шло через особо доверенных людей, успешно притворявшихся сталкерами. И, конечно, наемники владели очень обширными информационными связями… Койот, зараза, даже сказал как-то, что если я по поводу Кисляка вдруг заинтересуюсь, то ответ у него готов — помер он, и не своей смертью, мол, сорок дней уж скоро стукнет, поминать если будешь, то позови. И добавил, что коллеги по стае слопали Кислого за плохое поведение и даже при этом не покривились. Уж откуда он проведал, до сих пор не знаю, видно, Кисляк перед смертью все ж таки проболтался… а, ладно. И вскоре после этой новости задание мне и еще двум бойцам дали — мол, топает в мертвый город ученая кодла, которой руководит один весьма злой и неудобный человек. Мешает он очень и правильным торговцам, и крупным группировкам, и через этого вредоносного «ботаника» несколько мелких, но чрезвычайно нужных и полезных дядек в институте не просто уволены были, а даже сели. Фото дали в дорожку, вооружили как следует, и по следам экспедиции мы пошли. То еще было мероприятие… первого бойца потеряли буквально в трех километрах от базы — наступил на нехороший участок, его туда и приковало намертво за обе ноги и руку. Паскудная штука — человек живой, а его медленно, но верно к земле гнет так, что кости трещат. Уж он орал… напарник мой сначала думал выдернуть его оттуда, но разве зонную дрянь человеческими силами перемочь? Пристрелил я бедолагу… ничем бы мы ему уже не помогли. А через день и второго бойца Зона прибрала, ночью. В крепком доме сидели, костерок на полу маленький жгли да молчали, слушали, не лезет ли кто. И вдруг стену выносит с треском и грохотом, какая-то черная тварина под два метра ростом бойца моего в охапку и деру в ночь, я только и услышал, как тот уже издалека завизжал. Сижу, обмираю, по спутнику связался с человечком Койота, ситуацию обрисовал, а тот и говорит, мол, все равно нужно профессора валить, ты уж, Серый, не подведи, попробуй его пулей достать, и что-то еще… в Зоне связь такая, что хана, остаток разговора помехи съели.
— Ох, ну ты даешь… — Ткаченко даже отставил стаканчик в сторону, рассеянно потер нос. — Думал я, что ты непростая птица, но чтоб так… ну, сталкер…
— Тогда еще нет… — Шелихов пожал плечами и налил себе вторую порцию. — До той встречи я продолжал быть тем самым Серым, наемником, не более. В общем, Зона кругом, а парень тот из сопровождения был как раз проводником, места знавшим. Я-то раньше бандитствовал, особо по гнилым тропинкам не ходил — за меня сталкеры ходили. Но, как бы то ни было, возвращаться тоже было не с руки: при потерях, да еще задание не выполнив, до Койота лучше не ходить — у него народец лютый и на расправу очень скорый. Короче, пошел я дальше по следам той экспедиции… а они далековато утрепали уже — у них, видишь, сталкеры-проводники были и, по предварительным данным, человек пять хороших бойцов из контрактников. Шансы, конечно, против всех были небольшие, и потому рассчитывал я на дальний выстрел — профессор тот издалека был бы заметен, он, видишь ли, на голову выше всей своей команды и в плечах что твой Илья Муромец. Шел я не сказать чтоб быстро — там уже глубокая Зона была, черная, нехоженая, каждый шаг проверять надо было… вот тогда, ребята, и надломилось что-то на душе, впервые узнал, что такое настоящий страх. Как выжил за эти несколько километров по сгнившим хуторам да мертвым деревням — до сих пор не знаю. Скорее всего так я и накрылся бы там, если бы одного дедка не встретил. Нормальный такой дед, седой, бородка клинышком и взгляд синий, пронзительный — не понял я тогда, кто он. То ли сталкер слегка двинутый, то ли ученый, отставший от той экспедиции, но в Зоне он себя чувствовал как рыба в воде. Гулял как по проспекту… я его и не стал валить, как по Койотовым инструкциям положено, а решил использовать. Сказал, что до города мне нужно дойти, а дед легко так и согласился, давай, говорит, прогуляемся, мне все равно в ту сторону надо. Приветливый, добродушный и общается таким профессорским манером, интеллигентно, мягко… интересный, в общем, дед. Мне даже и на душе как-то нехорошо делалось, когда думал, что валить его все же придется… не хотелось, честно говоря. Жаль было старикана, не вовремя он мне, как я считал, в Зоне встретился. Ну, дорога неблизкая, проводником он был отличным, да и поболтать мастер, скучно не было… и знаете, мужики? От него какое-то не то тепло, не то свет расходился… глазами-то не видно, а вот чувствуется. Пока шли, о многом говорили… узнал я, что он в Зоне вроде врача, который всем помогает, кто в помощи нуждается. И что врагов у него здесь нет, это я тоже помню… тогда, кстати, и решил я, что дед немного крышей поврежденный, хотя за время дороги ни одна тварь на нас не напала, факт. И чем ближе к городу мы подходили, тем меньше меня радовало, скажем так, неизбежное… я уже ствол с плеча снял, в затылок седой смотрю, рассчитывая, чтоб без мучений дед кончился, а он, не оборачиваясь, и говорит, что дальше ему идти нельзя, не пускает его город. А я очень нужен там одному хорошему человеку, который без меня погибнет. Поворачивается, с улыбкой смотрит, как я ствол держу, и просит: помоги, мол, ему, выведи к блокпостам. Я ошалел немного и спрашиваю, знает ли этот дед, зачем я вообще шел сюда и что сделать должен. Он улыбается и кивает: да, мол, конечно, знает. И так просто мне: «Ты, Семен, не убивай этого профессора. Выведи его из Зоны, очень тебя прошу. И да заканчивай уже со своей работой. Нехорошая она у тебя».
А потом повернулся и ушел. Даже не оглянувшись. Пока он уходил, я все целился в него, решался на выстрел, злился, матерился, ствол опускал, плевался, снова за эсвэдэху хватался… и первый раз в своей жизни не выстрелил тогда, когда нужно было стрелять. Потом сидел, курил, над собой, дураком, офигевал и думал, как мне теперь дальше жить. Посидел вот так, ствол на плечо кинул и вскоре эту самую экспедицию нашел, точнее, то, что от нее оставалось.
— И вывел? — тихо спросил Ткаченко.
— Да. Вывел. — Семен чиркнул зажигалкой, прикуривая последнюю в пачке сигарету. — И во второй раз не смог я выстрелить. Не захотел выполнять заказ, и на этом как наемник Серый весь и кончился. С тех пор и до вчерашнего дня Семен Шелихов не убил ни одного человека.
— Значит, вот почему вы тогда были в Припяти… и этот профессор, точнее, академик, не кто иной, как Яковлев… — задумчиво проговорил Лазарев. — Ну, надо же… ведь вы и в самом деле могли его убить… кстати, я догадываюсь, что тот, которого вы встретили в Зоне, и врач, назначивший вашей, Андрей, жене лечение, один и тот же человек.
— Несомненно, один, — хмыкнул Шелихов. — Кто же еще…
— А что с группой Койота? Ведь после такого провала тебя должны были искать. — Капитан все же выпил свою порцию и откашлялся. — Ух, зараза, теплая…
— Не искали. Некому. Когда я возвращался с Яковлевым, на ПМК пришло сообщение о том, что в подвалах одного хорошо знакомого мне заводского корпуса нашли десяток трупов, предположительно небольшую тайную группировку не то сталкеров-сектантов, не то бандитов. Точнее, то, что от них оставалось, — ночью ветерком нагнало «марево» из соседнего газового очага, и к утру от людей остались только слизистые мумии в остатках снаряжения. Их не получилось опознать, хотя я уверен, что это Койота со товарищи Зона прибрала, так как ни весточек, ни пуль за отлично выполненную работу я от них уже не получал. До сих пор не знаю, случайность ли это…