– Подарите мне время, – пробормотал он.
Взорвался еще один артефакт. Взрыв почти лишил Борланда слуха. Глаза на миг заволокло красным, но зрение тут же вернулось.
– Сейчас, сейчас, – произнес он, не слыша своего голоса. Быть может, ему только мерещилось, что он все еще способен шевелиться. Поставив кольца в нужное положение, он направил «снеговик» в сторону своей команды. Теперь уже бывшей.
Трое бойцов ОРАКУЛа показались в проеме. Они были больше похожи на покойников, чем на людей. Артефакты «Альфа» усиливали действие друг друга, выжигая нервную систему начисто.
Фармер находился в самом эпицентре.
– Простите меня, братья, – сказал Борланд, нажимая на спуск. «Снеговик» пустил вперед ледяной снаряд, завизжав чистым, почти красивым звуком, прорвавшимся сквозь свист в ушах. – Скоро я буду с вами.
Он старался не смотреть, кто именно бежит к нему. Безумно хотелось закрыть глаза, но он не мог себе этого позволить. Просто сидел и стрелял раз за разом, давая мелодии впиваться в мозг.
«Снеговик» выстрелил в последний раз, поражая цели без разбору. Борланд сорвал музыкальный фильтр со ствола и в бешенстве швырнул его вперед. Тело его уже почти не слушалось. Прислонившись затылком к холодной стене, он увидел, как к нему неторопливо катится «Альфа», и успел удивиться, насколько миролюбиво выглядит артефакт… да и артефакт ли это вообще?
В последние мгновения Борланд порадовался, что Литера его сейчас не видит, – и от этой мысли ему стало почти смешно.
* * *
Алена, это наш последний сеанс.
Мой друг Патрон пришел со мной в Зону. Я пригласил его в опасный поход к центру. Я выжил, Патрон – нет.
Твой отец попал в ситуацию, когда было лучше умереть. Я помог ему в этом.
Твой друг Фармер попал под излучение нескольких артефактов «Альфа», в то время как на меня пришлась куда меньшая доза. Фармер умер, я пока дышу.
Марк получил пулю в живот.
Чем больше я думаю о том, связано ли это со мной, тем больше утешаюсь мыслью, что каждый сам выбирает свой путь, каждый сам несет ответственность за свои действия… И все же меня не оставляет чувство, что я проклят.
Хотя, конечно, было и хорошее.
Я вместе с Марком искал его подругу.
Я помог помириться двум братьям – Геворгу и Тиграну.
Я помог Виктору разоблачить киевского проходимца с толстым кошельком.
Я закончил войну кланов.
Но каким образом я помогал?!
Марк нашел подругу – и внезапно воспылал страстью к сталкерскому образу жизни, который содрал с меня.
Геворг и Тигран хотели убить друг друга на Арене – я выступил против них, чтобы они объединились в общем стремлении зарезать меня.
Виктор следовал за клиентом как за дичью, словно охотничий пес, – и я сам выдал себя за клиента, чтобы направлять его на верный путь.
Кланы слепо слушались своих вожаков – и я вовлек вожаков в масштабную операцию, в ходе которой они погибли, а их места заняли более молодые и миролюбивые лидеры – Ровер и Анубис.
Почему я всегда нахожу один и тот же путь «помощи», который сводится к битве? Почему каждый раз кто-то вынужден пострадать?
Всю свою жизнь я ищу способ решать вопросы миром и не нахожу его. В моем активе всегда была одна монета. На одной ее стороне – смерть того, кому я хочу помочь. На второй – моя собственная смерть во спасение того, кому нужна помощь. Я бросаю эту монету каждый раз, когда вижу, что кто-то в беде. И затем либо этот человек умирает, либо обретает счастье – но ценой моего здоровья.
Господи, неужели так сложно просто сесть и поговорить?
Меня многие считают задорным весельчаком, хотя я всего лишь вижу перед собой людей с нераскрытым потенциалом. Вокруг меня все заболевают злом. Я встряхиваю его – и зло перетасовывается, слетая с одних людей, чтобы прилипнуть к другим. Чаще всего – ко мне.
Но я знаю, кто меня спасет. Меня спасешь ты. Ибо с тобой моя монета стала на ребро и затем легла на обе стороны.
Литера, ты не умрешь за меня. Больше никогда. Вместо этого ты станешь той, кто в конечном результате приведет меня к финалу. Две стороны моей монеты могут объединиться только в один финал: мою гибель во имя моего же спасения. Ты победила Зону, и ты победишь меня.
И тогда, возможно, мне удастся пошутить без сердечной боли.
Марк открыл глаза, глядя в серый потолок. Первое время он лежал неподвижно, чтобы отсутствие боли не показалось ему сладким сном, от которого придется пробуждаться. Затем попробовал пошевелить рукой.
– Лежи тихо, – прошептал рядом знакомый голос. – Здесь капельница.
Марк посмотрел в глаза Полины, сидящей рядом.
– Ты будешь жить, – сказала она. – И будешь здоров.
– Где я? – проговорил Марк и удивился, что ему вполне несложно произносить членораздельные звуки.
– Московская больница. Маленькая, на самой окраине. Все в порядке, тебя вылечили. Но ты потерял много крови, и еще у тебя, наверное, сильное расстройство нервов. Ходить сможешь дня через два.
– Постой.
Марк попробовал сжать ее руку, но ему едва хватило сил. Он приподнялся немного и тут же со стоном упал обратно на подушку.
– Я должен был умереть, – сказал он, вспоминая направленный на него пистолет. – После такого ранения не выживают. Что случилось?
Полина чуть отвернулась, но этот жест был Марку хорошо знаком. Девушка прятала скатившуюся слезинку.
– Я тебя вылечила, – ответила она. – Создала кристаллом два артефакта. Они все сделали.
– Откуда ты узнала? Как ты здесь оказалась?
Девушка помотала головой, сдерживая слезы.
– Спасибо, что спросил. – Она не выдержала, встала с койки и, не оглядываясь, вышла.
Марк хотел ее окликнуть, но не смог выговорить ни слова. Перед глазами у него все поплыло, и он провалился в забытье.
* * *
Еще удар.
Борланд ударился головой о кафельную плитку на задней стене, сплюнул кровь. Зубы вроде были целы, но он не ручался, что через пять минут у него останется хотя бы половина.
– Еще хочешь? – спросил Анатолий.
– Может, теперь моя очередь? – проговорил сталкер.
Один из двух громил врезал ему под дых. Борланд еле удержался, чтобы не упасть. Он знал: стоит ему свалиться, и его начнут бить ногами.
– Все, хватит, – остановил Левин. – Думаю, он все понял.