– После чего? – встревожился Мареев.
– А, ну да. Я привык, что больные после черепно-мозговых травм моментально привыкают к аббревиатуре. Покажите, попросту говоря, где вас по голове приложило?
– А почему по голове? – Прапорщик забеспокоился еще больше. – С головой у меня все в порядке…
– А у вас в детстве не было эпилепсии или там… потери памяти?
– Нет, конечно! Я же медкомиссию прохожу регулярно.
– Но тогда очень сложно понять, что вы, военный с большим стажем, тренированный мужчина в расцвете лет, потеряли сознание после того, как вам чем-то порезало спину, порвало мышцу на руке и надавило на ребра. Потеряли сознание, да так, что ничего не помните? Амнезия происходит, как правило, при ударе по голове. Не от моментальной же потери крови? А у вас основное кровотечение произошло при транспортировке.
– Ну, я же не врач, я не знаю… – уныло ответил Мареев.
– Ладно, действительно… Не вы же в этом виноваты. Ну, потеряли и потеряли. Квалификационная комиссия пусть потом сама разбирается. Вам до пенсии сколько еще?
– 2842 дня, – не задумываясь, ответил прапорщик.
– Вот как! Ждете, небось, не дождетесь? – улыбнулся майор.
– Да нет… – Мареев смутился. – Просто так принято у нас.
– Скажите, вы алкоголя много потребляете?
– Я? Да как можно? – праведно возмутился Иван Андреевич. – Ни капли!
Майор сделал пометку в своей записной книжке. И как бы случайно повернул ее в руке так, чтобы прапорщик смог прочесть последнюю запись «Склонен ко лжи…».
– Нет, я имею в виду, – прапорщик сделал вид, что ничего не видел, – во время лечения, согласно рекомендациям… А так – не больше других. По праздникам, под хорошую закуску…
Прапорщик замялся, почему-то вспомнилась двадцатипятилитровая канистра с краденым спиртом, стоящая дома на кухне под умывальником.
Майор сделал еще одну пометку, но Мареев на всякий случай подглядывать не стал.
– Скажите, а вы записи для чего делаете? – набрался храбрости прапорщик. – Доклад какой потом или?..
– Ну, я ведь психолог, потом заключение напишу в вашу историю болезни. Вы ведь хотите вылечиться и вернуться на службу? Вам могут страховку заплатить и, может, даже к награде представить. Ведь нешуточное дело – закрыли собой личный состав от обломков ротора. Как написано в докладной вашего начальства.
– Ну да, – уныло протянул Мареев, чувствуя, что не верит ему майор ни на грамм.
– Ну, давайте поговорим о том, что случилось тогда. Я ставлю перед собой цель победить вашу ретроградную амнезию и вернуть вас в строй здоровым.
– Измену родины шьете? – сердито спросил прапорщик, смутно вспоминая, что слово «ретроград» – политически ругательное.
– Ну, во-первых, не родины, а родине, во-вторых, не шью, откуда только у вас такой жаргон блатной? А в-третьих, дорогой Иван Андреевич, сдается, что вы мне, вашим же словарем пользуясь, парите.
– Что парю, что парю! – Прапорщик с упавшим в глубины темного ужаса сердцем понимал, что майор никакой не врач и что сейчас его будут так потрошить, что рваные раны на спине покажутся лаской юной девы.
– Вот если окажется, что у вас не боевое ранение, а бытовое, то ничего страшного – в глобальном масштабе – не произойдет. А если выяснится, что ваше начальство что-то скрывает, то это уже совсем другая история. И сговор, и групповое преступление, должностное и уголовное.
– Ничего я не знаю, – беспомощно ответил Мареев.
– Впрочем, к психологии, которую я в данный момент представляю, это не имеет никакого отношения.
Прапорщик сердито зыркнул на гостя.
– Тогда расскажите мне, если, конечно, помните, что за борт сел за десять минут до того, как вы получили травму?
– Не знаю.
– Как же не знаете? Вы же его разгружали! – Майор достал из своей добротной выделки кожаной папки фотографию.
На ней был снимок вполне удовлетворительного качества, видимо, с камеры наблюдения. На фото прапорщик Мареев собственной персоной стоял у аппарели, причем номер борта хорошо читался. В углу снимка были дата и время.
– Вот видите, за три минуты до того, как вас травмировало.
– А вам зачем? Разве это медицинские показания? – не очень уверенно возмутился Мареев.
– Я просто выясняю степень вашей амнезии.
– Не было такого. – Иван Андреевич уставился в крашенную зеленой больничной краской стену.
– Это снято с дисков системы безопасности аэродрома. Вы же знаете, все мониторится. Во избежание.
– Не может такого быть!
– Почему вы с такой уверенностью заявляете? Или, может, хотите весь ролик посмотреть?
– Скажите, товарищ майор, вы точно из медицинской службы?
– Ну, как вам сказать, психология – вещь настолько всеобъемлющая… Так как, ролик показать или мы поговорим по душам? Я сразу могу вам обещать, если я узнаю всю правду о том, как вы получили травму, то дальше этой палаты ни одно слово не просочится. Ни одно слово. По крайней мере, вы останетесь чисты, со страховкой, наградой и, возможно, с премией. А может, и повышение получите.
– С каких пор врачи повышение дают? – вяло спросил Мареев.
– С тех пор, как психология стала наукой, мы, психологи, способны на многое. А вы ничего не слышали о пентотале натрия?
– Это от чего?
– О, вы сразу уловили, что это медицинский препарат. Это не от чего, а для чего. «Сыворотка правды».
– Колоть будете?
– Зачем сразу колоть? Я к тому, что правду-то я всегда узнаю.
Прапорщик замолчал. На его лице читалась настолько тяжелая работа мысли, что казалось, по палате пронесся явный скрип.
– А давайте так! – Идея Марееву пришла в голову внезапно. – Вы скажете, что укололи мне, а я вам все расскажу!
– Я лучше не буду ничего колоть, никому ничего не скажу, а вы все расскажете. – Майор покачал головой, словно укоряя непослушного ребенка.
– Мне сказали, что все ролики с камер вытрут, никто ничего, а если проболтаюсь…
– Если вы так боитесь, у нас есть программа защиты свидетелей. Вы никогда не увидите никого из тех, кто вам так приказал. И будете служить под другим именем. Где-нибудь в тихом гарнизоне.
– Ага, в знойном Магадане…
– А Черноморский флот не тихое место? И теща у вас из Крыма…
– Что, и вправду в Крым?
– Вот видите, вы уже торгуетесь. Можно и в Севастополь, но учтите, формально вы умрете в госпитале от ран.
– Формально? – испугался прапорщик.
– Не бойтесь. И расширяйте свой вокабуляр. Мы организуем так, что все будут думать, что вы умерли. Вас похоронят с почестями. Не бойтесь! Кремируют!