— Ну и что это?
— Алина ведь говорила тебе о странных соседях по даче?
— Говорила. И я сам собирал на них сведения. А затем предложил, чтобы ими занимались те, кому положено. Она сказала, что разберется сама.
— Она разобралась, — я рассказал, что мне поведала об этих соседях сама Алина; о том, кем оказался Николай и что она видела у него чертеж, фотографию, как считает, своей фирмы.
— Да. — Довлатов опрокинул в себя рюмку и произнес: — Этого она мне не говорила. О чертеже, о фотографии… Если это так…
— То что? — перебил я его.
Довлатов открыл было рот, но тут же его закрыл.
— Вот именно, — довольно подвел я итог. — Это ничего не значит. Если чертеж у соседей на самом деле есть, то после того, как Алина им открылась, вряд ли его будут держать в доме. Не найти будет чертежика в доме. Это раз. Далее… Скажи, командир, существует ли вероятность, что здание фирмы Алины не единственное такое? И не только в столице? Что могут быть еще идентичные постройки?
— Конечно, существует, — ответил после продолжительной паузы он. — Наверняка схожие здания имеются как в самой столице, так и вне ее.
— Ну вот, — развел я руками. — По большому счету эти чертеж и фотография сами по себе ничего не значат. Кроме того, их видела лишь Алина. Она уверена в своей правоте. Но она хорошо понимает необоснованность своих утверждений для других. И поэтому она хочет сначала все узнать сама.
— Но одно то, что Тишков взял имя своего брата…
— Вот это ерунда. И Тишкова в данном вопросе даже можно понять. Но другое…
— Что же ты от меня тогда хочешь? Ведь кроме того, что он присвоил имя брата, больше не к чему прицепиться. Сам ведь сказал, вряд ли мы уже что найдем в его доме.
— Я закопался, — честно признался я. — Чем больше вникаю в проблемы Алины, тем больше закапываюсь.
И тут я рассказал все, что мне удалось узнать о брате Алины. То, чего еще не знал Довлатов.
— Ну, мать твою, — не удержался он и потянулся вновь к бутылке. — Значит, еще один труп. Последний из этой троицы.
— Есть еще кто-то, и я пока не могу понять — кто. Но… Я боюсь за Алину. К сожалению, мне нужно будет кое-что сделать…
Я подумал о встрече с Альбертом и что за ней последует… Об этом я не стал говорить Довлатову. Алина настаивает на чистоте эксперимента. Будет ей эта чистота.
— Вместе со мной? — оживился Довлатов.
— Нет, — остудил его пыл я. — Тебе придется заняться другим. Алина собралась разобраться с соседями сама. Я боюсь за нее. По разным причинам. И я не хочу оставлять ее одну. Надо, чтобы кто-то присмотрел за ней.
— Ты хочешь, чтобы это сделал я?
— Именно. На худой конец, найди кого-нибудь другого. Чтобы наблюдали за дачей Алины, за ней самой.
— Интересно, кого это я могу найти? — возмутился Довлатов. — Если из подчиненных, то на каком основании?
— Придумай на каком. А если не сможешь, придется самому. Ты ведь вроде беспокоился об Алине?
Довлатов надул щеки, с шумом выдохнул воздух, потом не спеша разлил остатки коньяка по рюмкам и поднял свою.
— Ладно. Я не отказываюсь от своих слов. Мне действительно не безразлична судьба Алины. И ее, и ее мужа в моем отряде помнят. Так что… Я понаблюдаю. Или кто другой. В общем, присмотрим.
Мы выпили. Закусили. И я потянулся к холодильнику за новой бутылкой.
Довлатов не возражал.
— Как я понял, — проговорил Довлатов, наблюдая, как я открываю бутылку, — Алина по-прежнему надеется найти тех, кто виноват в смерти ее мужа.
Я не стал отрицать.
Мы выпили еще по две рюмки, после чего Довлатов сказал, что ему хватит. Пора и честь знать.
Я не стал возражать. Алкоголь уже ударил в голову, и я подумал, что на самом деле хватит.
Мне следовало отдохнуть, потому что впереди меня ждало нечто… Чем это может закончиться, я даже думать не стал.
1
В доме было одиноко. Алина с удивлением подумала, что это чувство ее гнетет. Когда только не стало мужа, она именно к одиночеству и стремилась. Она находила в нем успокоение.
Теперь это уже было ей не по душе.
Что-то переменилось. И произошло это как-то внезапно. К лучшему или к худшему — она еще не знала. Но почему-то перемена ее испугала. Она не желала перемен. И может, именно поэтому вечером заставила себя затопить камин, хотя…
Еще ей хотелось выпить. И она с удовольствием откупорила бутылку вина и выпила на одном дыхании бокал.
Алина уселась на диван, поставила бутылку и бокал на пол.
Ей показалось, что во дворе раздались шаги, и она подумала: а не соседи ли к ней собираются нагрянуть? Затем она увидела на столике пистолет. И расслабилась. У нее было оружие, с которым она умело управлялась. Значит, бояться нечего.
В принципе, Косарев был прав, когда называл причины, по которым Алина настойчиво хотела сама разобраться со своими соседями.
Но было кое-что еще… Алина боялась, что ее сочтут сумасшедшей. После того как проверят ее слова и не найдут ни чертежа, ни фотографии. А в том, что не найдут, она не сомневалась. Соседи наотрез откажутся — не было никакого ночного гостя — и мягко предположат, что это со стороны Алины нервное расстройство на почве… смерти брата. Убийство Геннадия окажется весьма кстати. Припомнят и гибель мужа.
А то, что Тишков называется именем своего брата… Она бы и сама согласилась с его доводами. Если бы… Если бы не все остальное.
Ей нужны весомые факты… Интересно какие? И где их искать?
Шаги приближались. Алина напряглась и протянула руку к пистолету.
Когда в дверь постучали, оружие уже было у нее в руках.
Она сунула руку с пистолетом под подушку и только тогда сказала:
— Входите, — голос при этом был довольно твердый.
Дверь осторожно приоткрылась.
— Можно? — сначала прозвучал вопрос, а уж затем показалась голова Людмилы.
«Легки на помине», — пронеслось в голове Алины.
К ней вошла одна Людмила. И вид у нее был какой-то виноватый, словно она пришла в чем-то покаяться.
Людмила закрыла за собой дверь и осталась стоять на месте.
— Проходите, — Алина вытащила руку из-под подушки, оставив там пистолет.
— Я видела, как вы приехали, — начала Людмила, направляясь к журнальному столику.
— Садитесь, — Алина указала рукой на кресло.
Людмила прямо рухнула в кресло и быстро затараторила, будто боялась, что ей не дадут сказать того, ради чего она ждала Алину и пришла к ней.