– Едва ли. Похоже, я вообще перестаю что-либо понимать. Есть компания-должник, имеющая, как выясняется, деньги. И к тому же зарегистрированная в Германии, то есть находящаяся под жестким государственным контролем. Есть два главных акционера: вы и могучий «Паркойл». Так чего проще: вместе сгонять на собрание, принять решение о выплате дивидендов, а заодно разобраться с другим сущим пустячком – двадцатипятимиллионным долгом? А, Ларис? Или сделать это Сарман Курбадовичу тоже гордость не позволяет? И что это за гордость такая?
– Во-первых, у «Паркойла» больше нет акций.
– Н-не понял?
– Я сегодня дозвонилась к ним. Говорят, кому-то продали.
– Миленькое дельце. А сами-то вы почему в собраниях этих не участвуете? У вас же блокирующий пакет.
Лариса смутилась:
– Салман Курбадович запретил. У него плохие отношения с Бурлюком.
– Фантастика! – Коломнин аж головой замотал. – У Фархадова не сложились отношения с каким-то Бурлюком. И поэтому «Нафта» позволяет себя за здорово живешь обкрадывать…Погоди, с кем?!
– С Бурлюком, президентом «Руссойла». Я разве не говорила? В советское время работал в минтопе. Сейчас живет в Гамбурге. Что с тобой, Сережа? Вы что, знакомы?
– Иван Гаврилович?
– Иван?.. – Лариса быстро сверилась с текстом присланного приглашения. – Да, наверное, – стоит «И.Г.».
– Вот уж подлинно тесна Европа. Трем русским разминуться негде, – пробормотал ошарашенный Коломнин. – Да, так ты, помнится, что-то хотела предложить?
– Попросить. Узнай через свои каналы, кому «Паркойл» продал акции «Руссойла». Мы бы могли с теми, кто купил, договориться по поводу голосования. Наверное, семь миллионов долларов им тоже не лишние.
– Наверняка.
– Так ты смог бы их найти?
– Пожалуй, – подтвердил Коломнин. – И даже гораздо быстрее, чем ты думаешь.
Он доподлинно припомнил разговор о голосовании между Янко и Бурлюком. Что ж, бывают сюрпризы и приятные. Неясным, правда, оставалось, как эти акции оказались в системе банка и почему записаны они на «Авангард финанс». Но главное сейчас, что они есть. И они подконтрольны. А, стало быть…
Он возбужденно заходил по комнате. Засмеялся, увидев, что Лариса, перепуганная внезапной переменой в его настроении, настороженно всматривается в его лицо. – Что ты меня сверлишь, друг мой Лара? На самом деле, как ни странно, все хорошо под нашим задиаком. Правда, пока это так… эскиз к портрету. А вот чтоб его написать… Словом, мне нужен срочный разговор с Фархадовым. Без Мамедовых, Мясоедовых, прочих «едовых». Я, он и – желательно -ты. Договаривайся на утро.
– Сережа, но как ты себе это представляешь? – Лариса растерялась. – Что я скажу? Чем объясню?
– Ты хочешь, чтоб я тебя научил, как объясняться с собственным свекром? Найдешь, думаю, предлог. Будет встреча, будет шанс договориться. Нет? Стало быть, увы. Попробуй как-нибудь. Сейчас не время для тотальной конспирации.
Глаза Ларисы сузились. Она шагнула к телефону. Прежде чем он успел отреагировать, набрала номер:
– Салман Курбадович, это Лариса… Да, да, все в порядке…Уложили? Спасибо… Я? В «Ройяль отеле». Только что встретилась здесь с господином Коломниным. Он завтра собирается улетать…Давайте об этом после. Салман Курбадович, он просит о срочной встрече. Речь идет о позиции банка в отношении «Нафты». Пожалуйста! Я – тоже прошу.
Раскрасневшаяся, прикрыв глаза, она стояла у прикраватной тумбочки. Даже до Коломнина доносилось из далека невнятное похрипывающее бурление.
Наконец Лариса положила трубку, взялась за сумочку:
– Поехали!
– Но…Как ты теперь объяснишься?!
– А это не твоя забота. Как ты говоришь, не время для конспирации. Едем же! Он старый человек и привык рано ложиться спать.
Такси подъехало к трехэтажному, огороженному решеткой коттеджу. При виде показавшейся из машины Ларисы калитка автоматически отворилась, – за входом осуществлялось видеонаблюдение.
Также беззвучно раскрылась резная дубовая дверь, за которой, отделенные стеклом, сидели двое охранников.
Дом спал. Сам Фархадов в пуловере и пижамных брюках поджидал их в каминном зале. Стрельнул недовольным взглядом из-под косматых бровей по невестке, будто снайпер из-за укрытия, хмуро поздоровался с нежданным гостем.
– И что за спешка? Кофе? Чай?.. Лариса!
– Да, да, я приготовлю, – Лариса поспешно двинулась вглубь дома.
– Как впечатления от меторождения?
– Видно, что дело всерьез начиналось, – Коломнин по знаку хозяина погрузился в глубокое кресло у журнального столика, в котором тут же и утонул. Сам Фархадов уселся подле, на жестком маленьком диванчике.
– Дело – да. Это главное, – Фархадов словно не обратил внимания на двусмысленность похвалы. Пожевал выцветшими губами. – Ради этого и бьюсь. На отдых бы пора. Заслужил как будто. Да и ресурс выработан. Но – как оставить? И на кого? С сыном начинали. Вот доведу до конца и тогда уж… Так что хотел?
«Для начала – пересесть», – едва не брякнул Коломнин. Он уже понял отработанный трюк Фархадова: гость, углубившийся задом в податливую кожу дивана, с безвольно задранными кверху коленями и обнажившимися носками (слава Богу, надел свежие), и парящий где-то ввысях хозяин, – словно коршун над добычей, – какой после этого разговор на равных?
Поерзав, переместился на краешек кресла. Прямо встретил снисходительный взгляд полубога, снизошедшего до разговора со смертным. Времени для политеса не оставалось.
– Салман Курбадович, могу я говорить откровенно?
– Ты с этим пришел. Говори, – в глубине насмешливого взгляда угадывалась тревога.
– Мне действительно очень симпатично то, чем вы занимаетесь.
– Вот как? То есть вам симпатично? – съехидничал Фархадов. – Высокая оценка.
– Но я вынужден вас спросить: чего вы добиваетесь, Салман Курбадович?
– Что-с?!
– Нам удалось изучить – правда, очень поверхностно – финансовое положение компании. – Ну-с, поздравляю.
– Да не с чем. Это – полный крах!…Только прошу, дайте высказаться! За два года компания обросла долгами на десятки миллионов долларов. И отдавать нечем. Нечем, дорогой Салман Курбадович. Это-то вам должно быть известно. Все надежда на то, чтобы пробиться к узлу учета. Но – на трассе, как выясняется, конь не валялся.
– Мы вошли в сложный таежный профиль.
– Да бросьте вы! – вскричал, вскакивая, Коломнин, так что рот Фархадова от изумления приоткрылся, а вошедшиая Лариса едва не выронила поднос. – Скажите честно, когда вы сами в последний раз были на буровых?
Лицо старика стремительно обросло пятнами.
– Салман Курбадович не может сейчас ездить, – поспешно, с плохо скрываемой укоризной ответила за него Лариса. – Врачи категорически запретили летать… Временно, конечно.