Он покачал головой.
— Подумай хорошенько.
— Отец Дитрих, — сказал я наигранно бодро, — вы меня пугаете. Неужто я пру не по той дороге?
— По той, — ответил он, но голос прозвучал тревожно, — но твоя особенность в том, что можешь с одинаковой легкостью пойти как по одной, так и по другой.
Я поклонился.
— Отец Дитрих, не буду отрывать вас от дел…
Он перекрестил меня.
— Иди с Богом, сын мой, и неси тяжкую ношу дальше. Господь никого не нагрузит больше, чем тот может вынести.
Я заканчивал большой круг вокруг холма, прикидывая, откуда может прийти опасность, когда за спиной простучали быстро приближающиеся конские копыта.
Немолодой рыцарь с серьезным суровым лицом круто осадил коня, едва я повернулся к нему.
— Ваше Величество, — прокричал он. — Барон Гастон Келляве к вашим услугам. Поставлен охранять этот холм и ту штуку, которые вы водрузили. У меня вот там шатер, Ваше Величество! Он в полном вашем распоряжении, а я переночую у костра с солдатами.
— Барону не к лицу ночевать с солдатами, — обронил я.
— Это мои люди, Ваше Величество, — возразил он с некоторой гордыней. — И, думаю, там есть и достойнее меня.
— Хорошо сказано, — заметил я, лицо рыцаря нравилось, открытое и честное. — Барон, не беспокойтесь. Я просто волнуюсь за этот маяк…
— Это будет маяк, Ваше Величество?
— Да, — ответил я, — но ночевать некогда, я сейчас же отправлюсь обратно.
Он взглянул на небо.
— Надвигается ночь, — проговорил он тревожно, — Ваше Величество, лучше ее переждать здесь. Да еще с бурями и грозами, посмотрите на тучи!..
Я ответил со вздохом:
— Однажды, когда Помпею нужно было срочно отплыть в Рим, поднялась буря, и кормчие не решались сняться с якоря. Тогда Помпей первым взошел на борт корабля и, приказав отдать якорь, вскричал: «Плыть необходимо, а жить — нет!»
Он криво улыбнулся:
— Не знаю, кто такой этот Помпей, но сказал он хорошо. Неумно, но красиво.
— А кто из нас живет умно? — ответил я. — Всех нас толкают, тянут и подгоняют страсти, а ум сопит в сторонке в тряпочку. Так что бдите, барон, и охраняйте этот холм любой ценой! Кто бы ни попытался прорвать цепь охраны, убивайте без жалости!
Он отсалютовал.
— Все сделаю, Ваше Величество. Еще раз, вон там мой шатер. Потом буду показывать внукам и правнукам.
— Зайду, — пообещал я, — однако ночевать не останусь, это точно.
Он отсалютовал и унесся к своим людям, вскоре оттуда на быстрых конях примчались двое, один отсалютовал и сказал почтительно:
— Ваше Величество, барон Келляве отправил нас служить вам и охранять!
— Зря он это сделал, — буркнул я. — Вам придется нелегко…
В шатре чисто и уютно, хотя мне без разницы, я сел за стол и, прислушиваясь к тому, что за стенкой шатра, вытащил Зеркало Горных Эльфов. Выглядит мертвым, но все равно поэкспериментировал, тыкая пальцем в свое отражение. Когда-то же там накопится достаточно энергии если не для превращения зеркальной рамы в портал перемещений, то хотя бы для наблюдений.
Пока глухо, но теперь нужно делать это ежедневно, а потом запомнить, сколько времени нужно на вуайаризм, сколько на пролезание через портал моей персоной, а сколько с моими двумя четвероногими друзьями…
Послышались приближающиеся шаги, я поспешно сунул зеркало в сумку и, застегнув, сделал вид, что мыслю над глобальными проблемами, деятель моего масштаба может без ущерба для своего имиджа мыслить только в таком ракурсе.
Приоткрыв полог, в шель просунулась голова одного из воинов.
— Ваше Величество, — выпалил он. — Из города в нашу сторону прет толпа!
— Враждебная? — спросил я. — Или паломники?
— На паломников не похоже, — сказал он быстро. — Там уже неделю бродячие проповедники подбивают народ разнести здесь все.
— Готовьтесь драться, — велел я.
Он исчез, я торопливо перекинул сумку через плечо и пошел на выход. Такого испытания еще не было, чтобы не с монстром сойтись грудь в грудь в смертельной схватке, а с простым народом, что идет в бой «за правду и справедливость», как он считает, а не воровать и грабить.
У подножия холма охраняющие его воины начали стягиваться в одну сторону. От городских ворот далекого города уже показалось темное пятно, плывущее в нашу сторону по земле, словно тень от тучи.
Бобик подбежал, заглянул в лицо, глаза из теплых, коричневых стали багровыми, а из горла вырвалось глухое низкое рычание.
— Нет-нет, — сказал я с тоской, — нельзя же их… Не ведают, что творят…
Арбогастр тоже в сторонке перестал жевать нечто хрустящее, поднял голову и вслушался.
Толпа еще далеко, но видно, как из городских ворот продолжает выдавливаться эта масса черного люда. Он черный еще и потому, что все в темном, «немарком», в то время как благородные обычно рядятся в яркие цветные одежды, но эта черность пугает, словно наступает тяжелая и вечная ночь.
Я оглядывался в беспомощности, торопливо перебирал все свои возможности, умения и амулеты, но тут не помогут ни умение ходить сквозь стены, ни волшебные мечи, ни какие-то еще орудия убийства, которых у меня больше всего.
Бобик развернулся, гавкнул. В нашу сторону спешит большой рыцарский отряд, во главе рослый и явно молодой, судя по лицу и фигуре, лорд, надменный и гордый, за спиной красиво и величественно развевается белый плащ, а спереди во всю грудь пламенеет огромный красный крест, как святой рыцарский обет совершить подвиг.
Шея коня сверху накрыта широкими стальными полосами, стальной налобник с затейливыми вырезами для глаз вообще превращает его в некое чудовище вроде дракона.
Я рассматривал его бесстрастно, как и положено королю, а он с достоинством покинул седло, сделал несколько шагов в мою сторону и преклонил колено.
— Ваше Величество…
Я выждал пару необходимых по этикету мгновений и ответил ровно:
— Поднимитесь, сэр.
Он встал и сказал быстро:
— Баннерный рыцарь Кенговейн, прислан графом Гуммельсбергом. Он послал нас сюда и велел охранять холм с этой штукой. Предупредил, что из обоих городов сюда могут двинуться целые толпы разъяренных горожан…
— Гуммельсберг, — повторил я, — Гуммельсберг… Предусмотрительный у вас сюзерен. Он так и сказал?
Он посмотрел на меня с укором.
— Граф Гуммельсберг?
— Вы его родственник? — спросил я. — Или верный вассал?.. Хотя да, сэр Альбрехт старается, чтобы комар носа не подточил. Сколько у вас человек?