— Да, да, да, — нетерпеливо перебил его директор. — Все это неинтересно, дорогой Денни. Продолжай.
— В то утро до того, как я ушел домой, на кухню пришел Гулли и спросил, не могу ли я дать ему нож.
— Он просил нож с кухни? — уточнил Эрленд.
— Да. Вообще-то он хотел ножницы, но я не нашел их и предложил ему нож.
— Он объяснил, зачем ему понадобились ножницы или нож?
— Ему нужно было что-то подправить в костюме Деда Мороза.
— В костюме Деда Мороза?
— Он толком ничего не объяснил, вроде собирался распороть какие-то швы.
— Он вернул нож?
— Нет, при мне не возвращал. Но я ушел в полдень и не знаю, что было дальше.
— Что это был за нож?
— Гулли сказал, что ему нужен острый, — ответил Денни.
— Вот такой, — вмешался директор, который дотянулся до ящика и вытащил оттуда небольшой нож для мяса с деревянной ручкой и тонким зазубренным лезвием. — Мы кладем эти ножи на стол, если заказывают говяжий антрекот. Не пробовали? Пальчики оближешь! Эти ножи режут как по маслу.
Эрленд взял нож и внимательно осмотрел его, размышляя о том, что, возможно, Гудлауг сам предоставил убийце оружие, которым его прикончили. Подумал также, что швы на наряде Деда Мороза, возможно, служили лишь благовидным предлогом, а на самом деле Гудлауг поджидал кого-то у себя в комнате и хотел иметь нож под рукой. Но нож мог остаться на столе, если он и впрямь подпарывал им что-то, а нападение произошло неожиданно, без подготовки, было чем-то спровоцировано на месте. В таком случае выходит, что убийца Гудлауга пришел на встречу безоружным, далеким от кровожадных намерений.
— Мне нужен этот нож, — сказал Эрленд. — Мы должны сопоставить величину и форму лезвия с раной. Это возможно?
Директор кивнул.
— Так это не британец? — осведомился он. — У вас есть кто-то другой на подозрении?
— Я бы хотел поговорить с Денни наедине, — заявил Эрленд, проигнорировав вопрос.
Директор снова кивнул, но с места не сдвинулся, а когда до него дошло, о чем его просят, бросил на Эрленда обиженный взгляд. Он привык к тому, что все крутится вокруг него, и сразу не разобрался, к чему ведет полицейский. А разобравшись, громогласно посетовал на срочные дела и исчез. Денни точно вздохнул свободнее, ведь начальник больше не стоял над душой. Рано радовался.
— Это вы спустились в подвал и зарезали его? — спросил Эрленд.
Денни смотрел на Эрленда, остолбенев от изумления.
— Нет, — проговорил он так, будто и сам сомневался в своих словах. Следующий вопрос поверг его в еще большую растерянность.
— Вы пользуетесь жевательным табаком? — осведомился Эрленд.
— Нет, — ответил несчастный. — Жевательный табак? Почему?..
— У вас взяли анализ?
— Простите?
— Вы пользуетесь презервативами?
— Презервативами? — переспросил Денни, вообще ничего не понимая.
— Разве у вас нет подружки?
— Подружки?
— Как вы предохраняетесь, чтобы детей не было?
Денни молчал.
— У меня нет девушки. — У Эрленда мигом сложилось впечатление, что для него это больная тема. — Почему вы задаете такие странные вопросы?
— Не берите в голову, — ответил Эрленд. — Вы общались с Гудлаугом. Что он был за человек?
— Замечательный человек.
Денни поведал Эрленду, что Гудлаугу хорошо жилось в отеле, он не хотел уезжать и переживал из-за необходимости покинуть насиженное место после увольнения. Он брался за любое дело и был единственным из служащих, кто сроднился с отелем за годы службы. Питался здесь же за копейки, одежду свою стирал вместе с гостиничным бельем и ни кроны не платил за комнату. Увольнение повергло его в шок, но он утверждал, что сможет перебиться и не нуждается в работе.
— Что он имел в виду? — поинтересовался Эрленд.
Денни пожал плечами:
— Этого я не знаю. Временами он бывал очень загадочным. Говорил всякие непонятные вещи.
— К примеру?
— Не знаю, что-то о музыке. Когда выпивал. Но чаще он был нормальным.
— Он много пил?
— Нет, вовсе нет. Иногда по выходным. Он никогда не уходил с работы. Никогда. И гордился этим, хотя, может быть, швейцар и не самая значительная должность.
— Что он вам рассказывал о музыке?
— Он обожал красивую музыку. Не могу точно вспомнить, что он говорил.
— Почему, по-вашему, он сказал, что ему не надо будет больше работать?
— Похоже, что у него водились кое-какие деньжата. Он почти ни за что не платил и мог копить, сколько угодно. Полагаю, он это и имел в виду — свои сбережения.
Эрленду вспомнилось, что он просил Сигурда Оли справиться насчет банковского счета Гудлауга, и захотелось ускорить дело. Он попрощался с ошарашенным Денни, оставив его на кухне размышлять о жевательном табаке, презервативе и девушках. А сам направился прямиком в вестибюль и наткнулся взглядом на молодую женщину, препиравшуюся со старшим администратором. Было похоже, что служащий хочет выставить ее вон из отеля, но она не собирается уходить. У Эрленда мелькнула мысль, что, вероятно, это та самая женщина, которая требовала с него деньги за ночь блаженства. Он уже собрался развернуться и уйти, но молодая женщина его заметила и окинула нахальным взглядом.
— Эй, легавый! — позвала она.
— Убирайся вон! — неожиданно грубо выкрикнул администратор.
— Ева Линд описала тебя довольно точно, — заявила женщина, не сводя глаз с Эрленда. — Меня зовут Стина. Ева просила поговорить с тобой.
Они устроились в баре. Эрленд заказал им обоим кофе. Он пытался не смотреть на ее грудь, но взгляд так и съезжал в неподобающем направлении. Никогда в жизни он не видел бюста такого размера на таком тонком и хрупком теле. На Стине было длинное, до полу, драповое пальто с меховым воротником, а когда она сняла его и бросила на стул, глазам открылся красный, зауженный книзу жакет, который еле-еле прикрывал живот, и широченные черные брюки, обтягивавшие ягодицы. Она была ярко накрашена, на губах — толстый слой темной помады. Стина улыбалась, сияя красивыми зубами.
— Триста тысяч крон, — сказала она и осторожно потерла под правой грудью, будто там чесалось. — Ты ведь пялишься на мою грудь?
— Что-то беспокоит?
— Швы, — ответила она и состроила гримасу. — Мне нельзя слишком их расчесывать. Надо сдерживаться.
— Что?..
— Новенький силикон, — перебила его Стина. — Операцию сделали три дня назад.
Эрленд честно старался игнорировать эту свежевылепленную грудь.