— За-агры-ы…
Гух не закончил слово. Человек ударил его своим оружием прямо в раскрытую пасть, сквозь нёбо, снизу вверх! Сильно ударил. Полоса глубоко ушла в голову Гуха.
Тролль замер. Разжал пальцы, выронив добычу. Покачнулся. Грохнулся на камни.
И больше не двинулся. Умер. Большой Гух. Грозный Гух. Совсем умер.
Человек встал, нагнулся, выдернул свое оружие из пасти тролля.
Подлетела Агш, упала на четвереньки, неверяще обнюхала мертвую голову. Вскочила, счастливо провыла:
— А-оу-у! Мой самец!
В руке острый обломок камня, клыки оскалены. Готова растерзать любого, кто подойдет к человеку.
Племя медленно осознавало происшедшее.
— Дабунш! — крикнула Агш требовательно.
Мудрый Хырр понял, что придется подчиниться.
— Дабунш, — строго и важно произнес он.
— Дабунш… Дабунш… Дабунш… — зашелестело по пещере. Племя зубрило длинное и трудное имя нового самца.
Не еда. Охотник. Дабунш. Свой.
Старый Хырр руками оторвал большой кус кабанятины и протянул Дабуншу. Первому из всех охотников.
Самец принял мясо и своей острой полосой разрубил его на две неравные части. Кусок поменьше взял себе, кусок побольше протянул Агш. Та гордо вгрызлась в мясо.
В темноте послышалось бормотание: самки оценили щедрость охотника и вслух завидовали чужому счастью.
Хырр рявкнул на потрясенных подростков и указал на тушу Гуха. Подростки понятливо потащили мертвого тролля к выходу. Завтра племя завалит его камнями.
Хранитель мудрости племени почувствовал, что надо сказать что-нибудь умное, под стать большому событию.
— Нельзя есть каменные грибы, — произнес он назидательно. — Умрешь.
Некоторое время тролли обдумывали сказанное. А затем степенно закивали. Гух ел каменные грибы? Ел. Умер? Умер. Со старым Хырром не поспоришь.
* * *
Мясо было малость недожаренное, с кровью, как Дабунш и любил. И драка с тем ревнивым дурнем была хороша… ясное дело, что ревнивым, из-за бабы он так взвился…
Парень с удовольствием взглянул на Агш, уплетающую кабанятину. Из-за такой стоит подраться. Как она встала рядом с ним — волосы растрепались, в руке острый камень…
И тут Дабуншу явилась мысль. Великолепная, яркая мысль, такие в его голову забредали нечасто.
Он подарит Агш нож, вот что! Настоящий, железный. И большой, чтоб был ей по руке. Где возьмет? А сам сделает. Учил его отец кузнечному делу или не учил? Наковальню и молот попробует сделать сам, а не получится — нагрянет вместе с Агш в какую-нибудь деревеньку и отберет все, что надо, у тамошнего кузнеца. И железо там же отберет. Нож сделает. Может, и еще что нужное… Да, верно, они же с отцом сами делали себе охотничьи луки. Надо сделать для Агш лук, большой-большой… и большие стрелы…
Пламя костра превратилось в усталых глазах в огонь в кузнечном горне. Дабунш откинул голову на колени Агш и заснул.
Он спал, будущий преемник старого Хырра, будущий хранитель мудрости племени. Он спал — тот, кто вскоре принесет троллям новое оружие и выведет их из времени камня во время железа. Великий учитель, хозяин раскаленного металла…
Ничего этого он не знал — просто спал, припав щекой к коленям любимой женщины. А та боялась пошевелиться, чтобы не потревожить его сон.
* * *
— Зачем ты снял талисман? — негромко сказал Хашарнес, лежа на соломенном матрасе и придерживая торчащую из груди стальную трубку.
— Не разговаривай! — всполошился наррабанец, сидящий рядом на полу. — Тебе лекарь велел молчать, а ты болтаешь, как женщина.
— Лекарь… — с усмешкой выдохнул ловчий и перевел вопросительный взгляд на Барикая, сидящего на широкой скамье. — Зачем?
Барикай отозвался неохотно:
— Боялся, что помешает. Он же сказал: «Врачебное искусство бессильно, не мучь больного, дай ему умереть!» Мог из жалости сковать мне руки…
Наррабанец с любопытством поглядывал на шнурок, видневшийся в распахнутом вороте рубахи Барикая.
Заказчик, придворный целитель Явишер, ничего не объяснил Хашарнесу, просто описал, как выглядит талисман, который нужно вернуть — по возможности вместе с похитителем. И Хашарнес — а теперь вместе с ним и Кхасти — шли по следу вора. Но везде слышали о лекаре. Там вылечил больные глаза, там не дал раненому истечь кровью, там принял тяжелые, почти безнадежные роды.
Оказывается, лекарем вора сделал талисман… занятно!
А неугомонный Хашарнес спросил, указывая на трубку:
— Сколько мне с нею?..
Лекарь задумался. Ранка в легком, нанесенная острой веткой… кто ж ее знает, сколько ей заживать? Наконец ответил вопросом на вопрос:
— В детстве мать клала тебя в Горную Колыбель?
Хашарнес расплылся в улыбке и кивнул.
— Тогда я выну трубку завтра, — без колебаний решил Барикай.
Горная Колыбель была прежде главным сокровищем Силурана. Заросшая мхом каменная колода, на которую еще в Темные Времена были наложены невероятно сильные и добрые чары. Много веков матери Силурана клали детей в эту колоду — и ребенок после этого рос сильным, выносливым и здоровым. И раны на нем заживали очень быстро, хотя и оставались шрамы. Многие матери на руках несли своих малышей через всю страну в Джангаш. Силуранские короли позволяли свершать обряд любой женщине, от знатной дамы до нищенки. Наверное, поэтому силуранцы и прославились как народ богатырей.
Сколько пролилось слез, когда года три-четыре назад из политических соображений король Нуртор отдал Горную Колыбель Грайану…
— Заберу талисман, — сказал Хашарнес. — Тебя оставлю здесь.
Барикай побледнел, но кивнул. Он понял: его свобода была платой за исцеление ловчего.
— Ты… позволишь мне оставить его у себя до утра? — робко спросил он.
Хашарнес нахмурился, но кивнул.
Барикай вздохнул. Он все еще лекарь — до утра…
— Постарайся уснуть, — сказал он больному и перевел взгляд на наррабанца. — Раз ты все равно намерен тут сидеть до утра, пригляди за трубочкой. Вдруг он во сне перевалится на грудь и вгонит ее глубже… или завозит по ней рукой…
— Присмотрю, — заверил его Кхасти.
Барикай поднялся и пошел с свою комнату. Наррабанец проводил его до порога, убедился, что из комнаты нет другого выхода, и вернулся к хозяину.
Барикай сел за стол. Нет, он не собирался спать в самую грустную ночь своей жизни. В ночь, когда он перестанет быть лекарем.
Как же он прирос душой к этому чудесному ремеслу! Каким счастьем было отводить от людей болезни или даже смерть! Да-да, он мерился силами со смертью — и побеждал! Какой чародей может похвалиться такой властью?